(декабрь 2007 г.)
Уважаемые участники, организаторы, гости Съезда!
Побудительным поводом к тому, чтобы обратиться к Вашему форуму с этим моим посланием, стал малозначащий, пустячный на первый взгляд казус, случившийся несколько дней назад. В Санкт-Петербургской «Новой газете» был помещён текст беседы с Владимиром Буковским, прибывшим в Россию для серии новых встреч с друзьями-единомышленниками – в преддверии парламентских, а в ближней перспективе и президентских выборов. В ходе этой беседы Буковский упомянул о знаменательном эпизоде во время его приезда в Москву в конце августа 1991 года – сразу после лопнувшей попытки необольшевистского путча. Остановлюсь на том давнем эпизоде чуть подробней.
В те августовские дни была осуществлена, при содействии Буковского, поездка небольшой группы бывших политзаключённых в Мордовскую зону ЖХ-385; на кладбище лагеря строгого режима 17-а они, на основании полученных в Москве официальных разрешений, произвели эксгумацию останков Юрия Галанскова (33 лет от роду погибшего в ноябре 1972, на исходе шестого - из семи приговорных - года заключения). Прах знаменитого подвижника вольного русского слова, одного из первых наших правозащитников был доставлен в родную Москву; в тот же день, 31 августа 1991, в храме Ильи Пророка, в многолюдном присутствии, состоялось отпевание усопшего раба Божия Юрия, а 1 сентября гроб установили у подножия памятника Маяковскому, где состоялся – вновь при немалом стечении друзей, знакомых Галанскова, представителей прессы, а также известных политических деятелей – гражданский митинг-прощание. В числе выступавших были Галина Старовойтова, Лев Копелев, Владимир Буковский. Затем многолюдная процессия переместилась на Котляковское кладбище, где совершено было скорбное перезахоронение. Панихиду отслужил о. Геннадий (Геннадий Владимирович Гаврилов) – в прошлом морской офицер, политзэк, друг Юрия по лагерному бараку…
Вернусь, однако, к беседе корреспондента с Буковским. В опубликованном тексте вышеописанное событие затронуто мимоходом, сказано лишь о том, что Буковский, выступая на прощальном митинге, продекламировал давно уже ставшую легендарной поэму Галанскова «Человеческий манифест». А чуть ниже, со ссылкой на редакционный архив, газета поместила фрагмент этой поэмы.
Внимание: как раз здесь-то и сразил меня тот «пустячок»! Под текстом стихотворного фрагмента подпись: "Юрий Галанский". И, плюс к тому, непосредственно в записи самой беседы фамилия Галанскова склонена таким манером, как если б он и в самом деле был Галанский.
Казус? Да. Мелочь? Да. Но это не тот казус и не та мелочь, которые можно объяснить частной, случайной оплошностью. Суть данного прокола даже и не в том, что «Новой газете» отнюдь не прибавит чести это простосердечное неведение. Юрий Галансков… Имена подобного чекана, могу сказать с абсолютной убеждённостью и, простите, резкой прямотой - на дороге не валяются. Тем более - в ситуации нынешнего исторического момента.
Именно сегодня нам (имею в виду правозащитную, общедемократическую сферу) острейше недостаёт ощущения живого присутствия Юрия Галанскова, с его удивительным энтузиазмом и самоотверженностью, с безошибочной политической интуицией, прозорливостью, с полномасштабным осмыслением общественных, социальных, государственных, глобальных проблем, при полной внутренней раскрепощённости, неповторимом личностном обаянии (в счастливом сочетании, к тому же, с блестящим талантом полемиста и публициста), на фоне безупречно кристальной честности, не говоря уже об исключительном, непреклонном его мужестве. А если короче: в напряжённо-сгущённой атмосфере, которой мы ныне дышим, увы, доминирует дефицит всего того, чем так щедро был наделён Юрий Галансков и чем он так безоглядно, расточительно делился с окружающим миром. Всё это, как я полагаю, в полной мере должно быть востребовано теперь.
Что я имею в виду произнося «теперь»?
Теперь - это явный и всё более очевидный (в чём-то пока де-факто, но во многом уже и де-юре) «задний ход» российской правовой системы и соответствующих структурных подсистем: откат вспять, в то казавшееся невозвратным прошлое, чуть ли не в 1950-е годы, когда Галансков, воплощённый антипод диктата и несвободы, возгласил в поэме «Подснежник»: «Гимны петь и славить - не могу. Я не лгу. Я к совести пришит…». А в середине 1960-х, в изданном им неподцензурном машинописном альманахе «Феникс» (в мировой прессе получившем название «Феникс-66»), Галансков, предвидя ожидающую его неминуемую и скорую расправу, швырнул прямой вызов бесчеловечному режиму, властной пирамиде: «Вы можете выиграть этот бой, но вы всё равно проиграете эту войну. Войну за демократию и Россию. Войну, которая уже началась и в которой справедливость победит неотвратимо…».
Теперь - это вновь запущенный, исподволь набирающий обороты всеподавляющий каток политических преследований, безудержный маховик новейшей индустрии репрессий.
Теперь - это «стабильность», знаменуемая стабильно возрастающей разбалансированностью во взаимодействии институтов власти, производства, культуры, науки, коммуникаций, быта, жизнесохранения народа.
Теперь - это вполне доступная для официальной элиты (посредством обслуживающих её, специально образуемых там и сям всякого рода сателлитов) возможность прессовать неугодную верхам прессу, оппозицию, а также отдельные, «беспривязно пасущиеся» сообщества и группировки.
Теперь - сытые, нехлипкие, неулыбчивые ребята, отменно накачанные и упакованные, что называется, под завязку, могут «законно», без всякой оглядки, творить с кем угодно что угодно; а другим, их собратьям по духу, тоже вроде как «узаконенным», нравится процарапывать, крупно и доходчиво, на прозрачных дверях метровагонов угрожающе-игривые слоганы-полушифровки, типа «Жадные И ДенежнЫе»; ну а некие закулисные штабы, беспрепятственно пользуясь всеми каналами и способами массированного внушения, распрыскивают по стране изо дня в день фашизоидно-милитаристские «удобрения»…
Теперь - это ещё и вот что. На прошлой неделе один немолодой, не слишком известный, зато очень толковый, искренний, талантливый художник слова (когда-то ему посчастливилось быть помощником и хорошим другом Анны Андреевны) признался, что ему понятен призыв ко всем нам с Кремлёвского холма: не нужно стыдиться отечественной Истории. И тут же резонно возразил: «Я не понимаю, как её можно не стыдиться». Ведь с её страниц несмываемо струится кровь миллионов ни в чём не повинных жертв. Дальше молвлена была догадка: нас призвали не стыдиться пролитой крови потому, что это-де «историческая норма» и что она, как норма, может проявляться вновь и вновь, в любое время…
Давайте смотреть правде в глаза, сколь бы малоприятна и сурова она ни была. Невзирая на тот бесспорный факт, что сотни, тысячи наших волонтёров правозащиты едва ли не во всех регионах России всемерно наращивают и разнообразят, особенно в последние годы, свою активность, свою повседневную, кропотливую, принципиальную борьбу, зачастую сопряжённую с немалым риском, и всё чаще их работа оказывается результативной, приносящей реальные плоды, - учитывая всё это и проникаясь благодарностью к их доблестному, не побоюсь громкого слова, служению, нам нельзя тем не менее не признать одно существенное обстоятельство. В теперешней обстановке, как, впрочем, и 50, и 40, и 30 лет назад, когда Правозащитное Движение, как таковое, только зарождалось, причём в числе первопроходцев, помимо Юрия Галанскова, Владимира Буковского, были такие замечательные, героические фигуры, как Пётр Григоренко, Лариса Богораз, Анатолий Марченко, Александр Есенин-Вольпин, Наталья Горбаневская и многие-многие другие (А.Д.Сахарова, А.И.Солженицына можно, пожалуй, и не называть, они у всех на слуху), - оно как было, так по-прежнему и остаётся на обочине общественного интереса, всенародного самосознания. Привлечь внимание массовой аудитории, как-либо расшевелить её правовой «анабиоз», её социально-политический, гражданственный, моральный индифферентизм, пробудить в сердцах миллионов тягу к инициативному, солидарному существованию и бытию - пока что, похоже, задача эта для Движения не очень-то по плечу. Да ведь и не слишком заметно, чтобы такой стратегический вектор рассматривался в недрах Движения всерьёз.
Напрашивается встречный укор (и укол): «Окстись, приятель! Не витай в эмпиреях! Мы мотыжим в поте лица свою каменистую пашню, никто кроме нас не идёт на выручку реальным живым людям, мечущимся в разных уголках страны в жерновах беззакония и бесправия. Не морочь нам голову, не отвлекай… Что же до летаргической спячки миллионов - тут даже и партии политические пасуют, ни одна похвалиться не может неподдельной людской поддержкой. Никак не могут они привлечь - в крупномасштабном исчислении - ни умы, ни сердца. Добывают голоса «за» – то кнутом да пряником, то враньём да шулерством, а пуще всего тотальной долбёжкой черепных коробок»…
Я бы ответил на подобный укор так. Ни одна партия в частности, ни все они, скопом взятые, не годятся ни в малейшее сравнение с Движением Правозащиты, с его грандиозным потенциалом, историко-культурным, идейно-философским, духовно-нравственным. Если кто и впрямь может с полным на то основанием не стыдиться своей истории, так это как раз они - безымянные в большинстве своём - энтузиасты истинно человечного права, в великом его объёме и многообразии! Ну а партии - что с них взять? Партийный менталитет, с его «конкурентогенной», то есть соревновательной, унизительно ревностной, совершенно особой политпсихологией, политтехнологией, призванной обеспечивать своей команде призовые места на тараканьих бегах, - это ж, согласитесь, удручающее убожество, нищета духа, извращенство всех сколь-нибудь ценностных свойств и качеств натуры Homo sapiens!
Движению, мне думается, отнюдь не помешало бы взглянуть на самоё себя как бы со стороны, дабы набраться решимости и, одолев нечто вроде комплекса ложной скромности, приподнять планку собственных возможностей, выявить возвышенный статус своего предназначения. Само собой, подход здесь требуется реалистичный, здравый, устремлённый в будущее, но и обращённый в прошлое. Чтобы ненароком не пришлось устыдиться собственной истории, нужно по меньшей мере её знать, а ещё лучше - знать и помнить. Очень жаль, но вряд ли сегодня хотя бы один из десяти действующих во множестве российских городов и весей борцов за права, за честь и достоинство человека сумеет назвать, не искажая имён и фамилий, двоих-троих предшественников своих - из числа тех, кто полвека назад зарождал Историю Правозащитного Движения и, попутно, вошёл в новейшую Историю России.
Спешу уточнить: речь идёт не просто о том, чтобы блюсти и хранить дань памяти. Ратую я и за то, чтобы мы - без отрыва от будничных наших, невесёлых, неблагодарных, «неисторических» дел - постарались сорганизовать и настроить себя (и, быть может, общественную элиту) таким образом, чтобы имена ушедших подвижников, авторитет каждого из них, темперамент, характер, творения их рук и талантов словно бы включились (примером, уроком, опытом своим) в живой ритм текущей злобы дня, в драматичную коллизию возобновляемых посяганий на наши свободы, на наши души… Стоп! Это уже краснобайство - не так ли? - сродни привычным с советских времён плакатным лозунгам: «Страна должна знать своих героев!», «Никто не забыт, ничто не забыто!». Перехожу к конкретным предложениям. С той оговоркой, что применю их к одному человеку - Юрию Галанскову. И вот почему.
Я дружил с ним со времён ранней юности. У меня на глазах он вырастал как самобытный яркий поэт, позднее – как страстный бунтарь, ратоборец, трибун, один из тех (наряду с Александром Гинзбургом, основателем самиздатского журнала «Синтаксис»), кто явочным порядком попытался ввести в стране фактическую свободу слова, выпустив открытый, с указанием своего домашнего адреса, машинописный альманах «Феникс». Спустя несколько лет Галансков собрал новый выпуск «Феникса», причём целый ряд произведений, включённых в этот альманах, были затем официально, по суду, признаны «антисоветскими», со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Галансков был в числе наиболее активных и авторитетных участников вольных поэтических чтений у памятника Маяковскому; он оказался также у истоков важнейшей новации: целенаправленных - с требованием к властям принять «новую, демократическую Конституцию, после предварительного референдума» - демонстративных правозащитных акций, проводимых на Пушкинской площади столицы. И вообще, от стихийного бунтарства, мятежности своих поэтических опытов он неуклонно шёл к осмысленной и организованной борьбе с беззаконием, бесчеловечностью, с воинствующей тиранией лжи и демагогии.
В последние месяцы перед арестом (случилось это 19 января 1967) его духоборство вылилось в твёрдое намерение создать «второй полюс» - так назвал он предполагаемую структуру политической оппозиции. Построение правового государства, идеалы гуманизма и демократии, принципы самодеятельных инициатив - всё это постоянно владело помыслами и намерениями Галанскова. Огромное значение он придавал и решению глобальных проблем. Ещё двадцатилетним юношей задумал создать независимую пацифистскую организацию, вынашивал это детище долгие годы, помышляя начать выпуск антимилитаристского журнала (что, конечно, стало бы ещё одним его вызовом тогдашней официозной доктрине). Он выработал свой, независимый, глубоко продуманный проект программы ВССВР (Всемирного союза сторонников всеобщего разоружения), и, кроме того, мечтая создать на планете «общество разоружённых государств и умов», особую свою надежду возлагал на преобразование Организации Объединённых Наций - с целью сотворить из неё важнейший инструмент народной дипломатии…
Жизнь Юрия Галанскова оказалась до обидного краткой. И всё же: в рамках одного письма, пусть и весьма пространного, как это моё послание, невозможно высказаться о Галанскове достаточно полно, чтобы дать о нём представление, ёмкое и цельное, как о человеке удивительно глубоком и многогранном, неутомимо деятельном, неутолимо ищущем, обладающем некой универсальной «изюминкой» и, помимо всего этого, как об уникальном рыцаре жертвенного подвижничества.
Задолго до того как оказаться за решёткой он уже каждодневно жестоко страдал от мучительной болезни. Надо ли говорить, что 12 месяцев, проведённых в тюрьме под следствием, не пошли ему на пользу? А в зале суда, по свидетельству его адвоката Дины Каминской, он «провёл пять дней процесса, корчась от боли, сгибаясь или стараясь поднять колени как можно выше, но ни разу не пожаловавшись». Когда в последующие месяцы и годы, в строгорежимной зоне, над ним нависла уже прямая и непосредственная угроза гибели (причём власти наотрез отказывались направить его в Ленинградскую спецбольницу для уточнения диагноза и квалифицированного лечения), его родители, друзья, в том числе и я, пытались убедить его: не будет никакого уничижения, если поставишь подпись под заявлением о помиловании - по состоянию здоровья), но он решительно и чуть ли не гневно отмахивался. «… Должен же быть кто-то выстоявший, кто бы имел право говорить», - читаем мы в одном из его лагерных писем.
Будь он воцерковленным - его, вероятно, могли бы причислить к великомученикам. Что же касается нас, заурядных смертных, то ведь и в наших силах увековечить память такого человека, каким был – и остался! – Юрий Галансков.
Обращаясь к Вам, уважаемый Съезд, осмелюсь привести некоторые мои соображения в связи с вышеизложенным - в виде предлагаемых «резолюций».
1. Принимая во внимание героические заслуги и видную роль Юрия Тимофеевича Галанскова - в период с конца 1950-х до начала 1970-х годов - в зарождении и становлении свободной российской словесности, в деле организации решительной, всемерно легализуемой борьбы за соблюдение в стране гражданских прав и свобод, считать целесообразным и необходимым, в целях увековечения его светлой памяти, войти в Правительство города Москвы с ходатайством о том, чтобы были предприняты следующие меры:
а) переименование 3-го Голутвинского переулка, где стоял снесённый ныне дом, в котором проживала ранее семья Галансковых; новое название: переулок Юрия Галанскова;
б) на пересечении 2-го и 3-го Голутвинских переулков (теперь это дальний правый угол обширной территории, прилегающей к Президент-отелю, выстроенному на улице Большая Якиманка) соорудить бронзовый памятник Юрию Галанскову;
в) установить мемориальную доску на здании Историко-архивного института, где учился Юрий Галансков.
2. Волонтёров, наиболее активно и отлично проявивших себя в правозащитной деятельности, премировать книгой «Хроника казни Юрия Галанскова (в его письмах из зоны ЖХ-385, свидетельствах и документах)». Составитель, автор вводной статьи и комментариев Геннадий Кагановский. - М., Аграф, 2006, 640 стр., с фотогр.
С пожеланием успеха Вашей работе,
Геннадий Кагановский,
06.12.2007.