Словно в оторопь впал эшелон над рекою, рябою от пены,
и попятился через Днiпро. Взвизгнув, замер состав.
Ни к селу и ни к городу вспомнилась Анна Каренина —
я шагнула из тамбура на межвагонный сустав.
В тот же миг меня за руку дёргает Боря Херсонский —
мой учитель одесский, Вергилию равный слепцов поводырь.
„Извини, оступилась, забыла, что ты уж не Вронский,
и не Гамлет — меня ни за чайником, ни в монастырь
не послал…“ „Ни под поезд. Смотри, Монастырский там остров
со святым Николаем, стоим на Мерефо-Херсонском мосту.
После Днепропетровска потуже придётся — блокпосты…
Чуден Днепр! Ну пойдём, а то место займут, не бастуй!“
„Помню джаз продвигать сюда первым мы ездили классом,
Серый Летов свёл братьев в дуэт — Курёхин Сергей и Арт Блох,
саксофон, фортепиано, свободной любви свистопляска...“
„Летов Крым поддержал!“ — „Ах, но с флейтой был очень неплох…“
„Документы! В Донецк? С пересадкою в Красноармейске!“
„Потеснитесь!“ — в окошко толкают баулы с едой
и одеждой. „Во тяжесть, гранаты везёшь?“ Есть лазейка —
ящик книг обменяли на три, но с водой питьевой.
„Я солдатский отец! Наливаю всем гАличской, чтобы вернулся
мой Мыкыта. Куда же тебя я, дурак бородатый, везу?
Авраам — Исаака… Подальше от всех революций! —
Говорил мне мой дед… Вот граница, а сна — ни в глазу!
Не трухай ты, Мыкытка! Бояться-перебояться,
вот возьми, спрячь скорей — здесь патроны, с войны револьвер…“
Лишь бы дольше как в кресле-качалке в вагоне качаться,
уповая, что есть где-то неколебимая твердь,
там не надо пугаться ни взрыва, ни пули, ни правды,
там тебя не ведут, ну а если, то есть кому буркнуть „Прощай!“
„За Отчизну, за Родину! Слуууушай мою команду!“
Прикажи, замкомвзвода, бойцу: „Слышь, Мыкыта, не умирай!“
Поезда есть машины как времени, так и пространства,
за окном — кинокадры, но плёнка вихляет назад.
Мы приехали в ставку Донецкого ханства, в полцарства,
занавески на окнах платками — дороженькой в ад.
У вокзала — спасение — храм, но таксист наш уверен,
если из-за бугра — то шпионы, боимся пять долларов дать.
У Миколы святителя — перенесенье мощей — долгорукий тов. Ленин,
«Отовсюду видать!» — улыбнулся шофёр. Соберутся взорвать
Ильича через парочку лет, но гранит устоит. Потом будет и голод,
и обстрелы. Москва – это праздник, который всегда с тобой.
Уезжаем, Илья, наш таксист, повторяет, что мир расколот
на своих и „укропов“. „Зачем вы к нам лезете? Я не слепой!
Вы Майдан заплатили!“ „Кто?“ „Сорос с Уолл-стритем
местных поднял фашистов, «Батькивщину» озолотил!“
„С Дядей Сэмом?“ „И с Меркель, и всею пендосскою свитой!
Тьфу, змея пидколодная! Знаешь, её б я убил…
Шо к нам нос свой суёте с гейропским поганым уставом?
Шо стараетесь, сволочи? Дайте нормально нам жить!
Вы лазутчики, верно?“ „Неправда!“ „Не маете права!
Мы бандеровцев били и можем еще повторить!
Да ты знаешь, кто я? Киев брал с золотым саксофоном!
Музыкант, но вернулся в Донецк! Патриот! Ваш Бандера — капут!“
Будто жертвы возжаждал нутром, от войны воспалённым,
сам не зная, что хочет, жал газ и басил: „Вот солдаты идут!“
„Ты в Империи, друг, — прошептал мне Вергилий, — Мы все оттуда.
Всем колхозом, всем миром, отбился от стада — в расход…
Возвращаемся в тридцать седьмой, только ключником — Пётр, не Иуда,
ему души нужны по отдельности…“ „Нужен народ!
Во!“ — кулак показал нам шофёр. „Вот закатится солнце,
мы войдём в исполком и сдерём этот жёлто-синичный флаг!“
„Хочешь сдать нас, Илья?“ „Oтвезу вас краснознамёнцам!
Человек — одинокий вулкан в океане, мы вместе — Архипелаг.
Называй нас как хочешь, Гулагом, Страною советов,
мы шпионов сажаем...“ „Я жил пацаном здесь, Илья!“
„Это было давно, и осудят тебя по навету!“
„Твоему?“ — „А какому другому? Там ждёт ребятня!“
„Ополченцы?“ „Так точно!“ „Курёхина знал?“ „Может, слышал...“
„Ну а Летова помнишь?“ „Да, клёвый чувак!“ „Эй, джазист,
это друг мой, баранку крути на вокзал!“ „А ты — из латышек?“
„Казахстан! Там твой Летов родился, на поезд вези!“
Так гражданской войною хмельная запятнана юность,
а Артём и Серёга уплыли к иным берегам…
Бродим с Борькой по Киеву ночью слепой и безлунной
по ещё первомайским, но уж не советским садам.
13 октября 2019