Старомосковские картинки. Часть четвёртая

Владимир Мялин
Проигрыватель

Ах, «вертушка» в искусственной коже!
Сколько дней, сколько лет и часов
Круговые пластинки похожи
На дрожанье живых голосов!

Чёрный диск, семенящий по кругу.
Как степенно кивает игла!..
Тенорок обожает подругу
И грустит, что подруга ушла.

Молочком розоватым, миндальным
Разливается трель соловья.
И хрусталиком сентиментальным
На ресницах слезинка твоя.

Столетник

Много, много дней – последний
Самый маетный из дней…
На окошечке столетник
Разрастается сильней.

Много видел он порезов,
Ножниц бабкиных, бинтов.
И сочащиеся срезы
Заживали будь здоров!

Отрезали снизу – сразу:
Оголялся пальмой ствол.
«Веселы, внучок, проказы,
А шлепок отцов тяжёл!»

Разгоняя сон глубокий
Бабка песенку поёт:
«Помогает от изжоги
Сок столетника и мёд…»

Марсель Марсо

Вся Москва, как колесо:
В гости к нам Марсель Марсо.
В гости к нам Марсо Марсель –
Вот какая канитель.

Ничего не говорит,
Только ходит, как парит.
Театр Мимики и Жеста –
Нет свободного тут места.

Густо заняты ряды.
И в блестящем платье ты
На змею почти похожа:
Поясок злачёный – кожа…

Смотрит в зал печально мим,
Бледным ангелом томим.
В грудь себя он тычет пальцем,
Молча, смотрит в зал страдальцем.

Удивлённо брови – вверх,
Поднимает, поднимает.
А потом, плывя, как стерх
Или лебедь – уплывает…

На галёрке мы сидим:
Как печален панто-мим!

Кобзон

«А у нас во дворе
Есть девчонка одна...»
Голосит на заре
Радиолы волна.

И на длинной волне
Баритоном Кобзон
Напевает всё мне
Под трубу-саксофон.

Это утро ещё,
Эта ранняя тишь.
И её горячо
Окликает матчиш.

Липы дышат в лицо
И цветут, словно мёд.
Опустело крыльцо
И никто не идёт.

Никого, ничего
Во дворе, в тишине.
Только голос его
На знакомой волне.

Иду я на орган

Иду я «на орган».
Я пренебрёг простудою.
Счастливый, словно Пан
Свирелью букстехудовой*.

И будет Мендельсон,
И Паганини давешний…
Какой счастливый сон,
Педалевый и клавишный!

_______________

Дитрих Букстехуде – немецкий (по происх. датчанин)
композитор и органист.

Эстрада

Опять прилизан Магомаев,
В жабо и в позе скакуна.
Опять в платке нашейном Майя
Так обречённа и нежна.

Опять на пристани картонной,
В укладке пышной, высока,
Поёт Эдита полусонно,
Полу-басит издалека.

Пора бы осени явиться,
Но лето Сопоту милей.
И Анна в шали, будто птица.
И как воробышек – Мирей.

Зеленой магазин

Как ходили в зеленой
Дед, прабабушка со мной.

Из квадратной амбразуры
Громыхал картофель бурый, –
Сумка дедова росла,
Тяжелея, вот дела!

Свёклу серую за хвостик,
Карателечку за носик
Фёкла старая берёт
И не платит наперёд.

Лук посыпался стеклянный
Чёрно-белой редьке вслед…
Руки чёрные Светлана
Отмывает много лет.

Вот уже полвека с гаком
Пачкает в земле халат…

А дворовая собака
Спит да лает наугад.

Запасный путь

Там, где рельсы ржавеют давно,
Насыпь сорной травою забило.
Путь глухой заградило бревно,
Вагонетку на юг не пустило.

Плоскотела, с раскрытым бортом,
На померкших колёсах с рессорой –
Словно тяжко мечтает о чём,
Когда поезд проносится скорый.

Тепловоз, будто бык племенной,
Загудит, сосчитавши вагоны.
Только путь не спешит запасной;
Путь, заросший крапивой зелёной.