Мы не знали тогда, что есть сон, что есть явь, Все единым безмолвием было внутри.
Отголоском времен полоснуло в душе,
Вспомнить только нельзя о забытом пари.
Что есть сон, посреди яви? Что есть навь? Все пустое. Но, сны не снились мне давно. И все же, забыться сном порой, прекрасное развлечение для утомленных умов. В период, когда не отвечаешь за свои действия, мысли, способности не контролируешь, проносится все буйство красок. Раскрывается характер, все теневые и не вполне заметные оттенки души, все проносится перед глазами без остатка. И самое главное, в период когда разум разобщен с духовным началом, меня никогда не мучают сомнения, и каждое действие неумолимо приближается к действительности. Навь? Пожалуй, это наша разбушевавшаяся фантазия. Мне снится Небо. Я и есть оно. Но Небо не серое, как обычно. Оно черное. Чернота его не может просматриваться ни изнутри, ни снаружи. Отныне я беру себе новое отождествление. Я – Бездна. Я – Саэрон.
И снится мне каждый раз, один и тот же сон:
Мы шли безлунной тропой, рука об руку, склоняя головы, защищались как могли от палящего зноя. И созерцание наше, занимало умы. Мы могли без устали обнимать друг друга, и восхвалять день грядущий, потому что он никуда не денется от нас, и всегда будет вознаграждать щадящим и не опаляющим зноем. Мы знали, что впереди есть свет, и позади нас тоже он. И всегда наше существование будет столь же безмятежно, и всегда мы будем приносить миру, в котором суждено родиться, соизмеримую пользу. Получать хорошее от славного видов, довольствоваться малым. Вот был наш девиз во всех начинаниях. Я вижу этот сон, во всем. И я вижу, как Небо расчертила молния и из слепящей глаз фиолетово-розовой вспышки, рождаются новые миры. И следующим кадром же, вижу я, как погибает мир наш, родной наш мир. Я слышу голоса счастья, где то там, вдалеке, и в глубине души своей, слышу я голоса оставленные без пощады, голоса сраженных без боя, слышу я, безмерные страдания и печаль в голосе моем. В этом сне, я исполняю свой последний танец. Мои лапы покрываются пеплом, и огонь начинает зацветать в уголках моих глаз. Мне противен и ненавистен крик страданий, и силой своей, в попытках остановить их, становлюсь невольным исполнителем наказания, Небесным судьей. Жнецом. Созерцая себя со стороны, разве мог угадать свою грядущую участь? Разве помыслить мог ли, что силы будут столь безграничны.
И каждый раз, в невозможной попытке к пробуждению, трясет меня изо всей силы, мой дядя, старший брат моего отца.
- Снова мрачный слов, друг мой? Если во сне крайне чуток ты, отрешись от всего. Надо ли нагружать себя, и в самом деле. Знатно ты радуешься чистому взору. Чудно все ему, чудно. Ты, чье происхождение предсказано Небом. Веришь ли, что станешь для него завершающим штрихом? Ведь все, что совершенно, не нуждается в поправке. Оно, обречено, в тот момент, когда затаилась печаль, и судорогой свело огнем суставы. Когда мир полон. Ему нечего брать. И нечего же, давать. Что будет тогда, когда сосуд переполнится? Все реки, в море текут. Но море не переполняется. Потому как, воды в нем никакой нет. Как и страданий, что будет суждено испытать, так же нет и той гордости, в душе что твоей, в созерцании серых цветов.
- Что же делать мне, брат мой, коли всему быть суждено? Отчего, мне картина кажется эта знакома до боли? Кто я такой?
- Ответ, более, чем очевиден. Ты – вейд. Тот, кто приходя последним, уходит первым. И твой удел, создать свой народ, и повести за собой, столько миров, сколько сможешь осилить. Видишь ли, все что мы делаем, так суждено. Все равно что ты делаешь сам, тебе не все равно, поступки главное делать обдуманно, осознавая что за ними последует. Но горе тем, кто делает как множество поступают, не осознанно, слепо, нехотя, только потому, что обычаем суждено делать так, не иначе. С ними, ты и будешь бороться. Их надобно уничтожать, в порыве неистовом, искрометным дождем устилая дорогу для Неба. Для грядущих сынов и дочерей Его.
- А осилит ли, дорогу идущий?,- неслышно подключился третий из находящихся близко
- Осилит дорогу идущий, потому как следуя, сметает он все преграды, и силы не покидают его. Азаи,- коленным поклоном приложился к небесной глади,- дорогу осилим, и мы,- и горестно взглянул на небо брат, олицетворяющий мудрость закона.