Вот уж который день шла осада,
Сам Царь лично принимал участие в битве,
Из сорока орудий крепость обстреливали,
Но безуспешно, не сдавались шведы.
В первый день предложили им сдаться,
Но язвителен был ответ коменданта
И день за днем били русские пушки.
Отставали обозы от войска, распутица,
Не хватало ядер, а порох был скверен.
Засыпали артиллеристы по полтора заряда
И рвались от этого пушки, бомбардиры гибли.
Вот, наконец, пошли солдаты на штурм,
Но не смогли они залезть в проломы стены,
Слишком короткими оказались лестницы
И вновь заработали русские пушки.
По всей крепости полыхали пожары,
Черные столбы поднимались в хмурое небо,
Все, что было из дерева, в Нотебурге сгорело,
А у русских половина пушек перекалилась.
Устремились солдаты в пробитые бреши,
Шведы лили на них смолу и стреляли в упор,
Сражались отчаянно и те, и другие.
Час за часом, тринадцать часов, штурм продолжался,
Видел все это капитан Петр Алексеев со своей батареи,
Падали у каменных стен преображенцы, семеновцы,
Гибли лучшие, а он ничем не мог им помочь,
Лишь судороги бегали по лицу Царя,
Дрожали губы его, когда дал он приказ отступать,
Но случилось впервые здесь небывалое.
Михаил Голицын отказался выполнять приказ,
«Передайте Царю, я уже не его, а Божий!»
Преображенцы, гвардейцы вновь повторили штурм
И не выдержали, сдались шведы под утро.
Принял Царь золотой ключ от крепостных ворот,
А потом из этих ворот вышли остатки войска.
Стоял Петр в темно-зеленом мундире,
Держал в руках огромный ключ от ворот,
А мимо него шли солдаты из крепости,
Перевязанные, грязные, опаленные,
Тащили они за собой четыре пушки,
Столько им разрешили взять
И висели ружья дулами вниз,
А за ними, головы опустив, шли офицеры.
Отдавал русский строй во главе с Петром им честь,
В знак уважения разрешили шведам оружие взять,
А офицерам оставили шпаги.
Переименовал Петр в Шлиссельбург эту крепость,
Дал новый герб и флаг и наградил всех медалями.