Который год, блуждая вдоль зимы
влюбленным незатейливым планктоном,
собой оплачиваю - боже, вразуми!-
до чистоты, до полного банкрота
из воздуха обычное ничто,
гудящий ветер ветер и в придачу,
кричащих птах в коричневых пальто,
и ласковую стужу, и апачи
еловые, воинственные. Да!
я думала, мне большего не надо,
я думала, что бог мой навсегда
меня изгнал из сумрачного ада.
Я думала, от первого лица,
из первых уст, кому-то интересна
моя судьба. От острого словца
становится и горестно и тесно
внутри - мой бог - ведь то, что там живет
зачато по любви, но нерожденный
ребенок этот плачет и зовет
безумный мир. Под солнцем, под дождём ли,
по воздуху осеннему скольжу,
октябрь запуская под подошвы,
покоя не желая, к мятежу
уже не склонна. Маленький и пошлый
назойливый октябрь-листоед
закончится когда-нибудь, наверно.
Закончусь я? Мне думается, нет.
пока еще испуганные двери
расстреливают тьму, а этажи
бесцельно от заката до рассвета
пугливую удерживают жизнь
и толику искусственного света.