Октябрь отплакал,
лёг в листве передохнуть,
подсохли лужи
под свинцовым небосводом…
А люди серые – как зомби, на работу,
проблемы серые вослед торили путь.
Среди грязцы, сорок,
замызганных газонов –
касаньем кисти
по бесцветию холста,
на зависть экстренно стареющим персонам,
к нам шаг за шагом приближалась красота.
Плыла старушка -
словно кукла из музея,
машину времени
оставив за углом,
и будто «Оттепель» вернулась на аллею -
та, что давно была отправлена на слом.
Пальто-жакет,
винтажный бант и юбка-солнце,
перчатки, ботики
и сумочка Шанель,
пленить способные любого незнакомца,
не раз уверенно преследовали цель!
С атласной лентою федора,
как корона…
Нет-нет, не надо
про «поросшее быльём»!
Тогда ведь каждый
в Одри Хепберн был влюблённым,
и что-то было в незнакомке от неё…
И променад её
отнюдь не портят лужи,
заметив брошенный
беспечно коробок,
уносит к урне, удивляя тем сорок
и на скамейках озабоченных старушек.
Вот со скамьи вскочил,
с азартом сердцееда,
тот, кто не стар,
но с чудной графикой морщин ,
назвал красавицей – какие наши лета!
Как не хватает джентльменов средь мужчин!
Целует руку,
шепчет что-то восхищённо…
И лучик трепетный
пронизал небеса,
и улыбнулись пробегавшие «влюблённым»,
и у старушек затуманились глаза.