Стало холодно. И только синим пламенем,
То искрясь, то замирая в ритме жалком,
Разрушало себя сердце бессознательно
В коридоре петербургской коммуналки.
Ни на коврике для ног, ни в старой комнате,
Ни на газовой плите под шорох ветра —
Это сердце утонуло в тихом омуте,
Будто в небе самый первый луч рассвета;
Утонуло среди ночи, неожиданно,
Растворяясь где-то между плинтусами,
И, раздавленное мутными глубинами,
Наблюдало за уснувшими часами.
Не зови его — оно не слышит шёпота.
Оно мысленно давно уже на свалке,
Но по-прежнему среди огня и пороха
В коридоре петербургской коммуналки.