Уже не помню с чем, зачем
явился я на белый свет,
открыл ли двери я своим ключом,
иль тайно проскользнул в просвет.
Но сразу понял, надо жить
и жадно воздух стал ловить,
безвкусный и бесцветный, но густой,
до одури родной, с листвой.
Торчащей, жёлтой, из под снега
и люстрой, что над головой, в пол неба,
я это или кто другой, святой,
но я здесь ни при чём, уже земной,
Уже хочу потребовать своё...
кричу, ищу губами, где оно,
где чаша та,
которую испить придётся мне до дна.