Светлой памяти Радченкова Виктора Климентьевича.
-Дети, это дед Витя,- Представил нам отец улыбчивого человека, который на деда был мало похож, но отец называл его дядей, он приходился нашему деду Стефану младшим братом, стало быть дед. Когда он отобедал у нас, а бабушка Василиса Семеновна хотела убрать со стола хлебные крошки, он побледнел, лицо его сделалась суровым и даже злым, он отстранил бабушку от стола, собрал хлебные крошки в ладонь, потом завернул в чистый платочек и спрятал в карман, при этом руки его дрожали мелкой дрожью. Я выйду покурю,- как бы извиняясь сказал он и вышел на крыльцо.
-Виктор Климентьевич хороший, даже замечательный человек,- убеждала нас бабушка,- Вот только голодная память гложет его, таким людям надо носить с собой кусочек хлеба, тогда голодная память со временем успокоится.
У нас в семье было большое домашнее хозяйство и хлеб мы никогда не выбрасывали.
Когда он вернулся с перекура, бабушка отрезала от домашней буханки ломоть хлеба и протянула ему со словами,- Возьмите Виктор Климентьевич, может быть в лес пойдете или к реке, вам хлебушек и пригодится. Сколько радости было в его глазах, как он благодарил бабушку, надо было просто видеть, словами не объяснишь.
На девятое мая,
Мы смотрели парад,
А он нас обнимая,
Произнес,-"Ленинград"...
Ленинград это голод
Да окопы и рвы,
Обескровленный город
Не пригнул головы.
Это смерть не от Бога,
На земле как в аду,
И святая дорога
По холодному льду.
Долгожданное лето
Над туманной Невой,
Это голос поэта
Настоящий, живой.
Фронт. И в черных бушлатах
Штурмовые полки,
Гордо,- Мы из Кронштадта,-
Говорят моряки.
И подростки-подранки,
Труд холодной зимой,
И тяжелые танки
Из завода и в бой.
Комбинезон не по росту,
С этим каждый знаком,
Он, голодный подросток,
За токарным станком.
Руки греет не в волю,
Но беда не беда,
Дохлый конь в минном поле,
Даже крысы, еда.
Огонек в печке тлеет,
И стянуло живот,
Из столярного клея
По стаканам компот.
И не греет фуфайка,
И не греет огонь,
А блокадная пайка
Уместилась в ладонь.
И снарядные ямы,
И холодные рвы,
И зимой штабелями
Мертвецы вдоль Невы...
Эх, дороги, дорожки,
Холод в них и жара.
А он хлебные крошки
Вдруг собрал со стола,
Из фарфоровой чашки
Выпил чая глоток
И в кармане рубашки
Спрятал с хлебом платок.
Ленинград. И не слова,
Будто не было бед,
И сказал нам сурово,-
"Это мне на обед".