Оттого что человек умер, его нельзя перестать любить,
черт побери, – особенно если он был лучше всех живых,
понимаешь?
(Из романа Джерома Дэвида Сэлинджера «Над пропастью во ржи»).
Я посылал за вами свет.
Я ласково трепал за гриву
свечу.
Но почему-то след
на пальцах, –
как от острой бритвы.
Стреножить бы в ту ночь огонь,
остановить у коновязи,
где звездопады
от погонь
устав,
пофыркивают праздно.
Здесь я в любви признался вам,
заглядывая страстно в очи:
что ж,
я доверился словам
придуманным
самим же, впрочем.
Но пахло сеном,
черт возьми! –
стога разверзлись
и одежды...
Почти что вечность…
без семи…
Остановите эту нежность!
Остановите эту ложь,
с которой
нечем поквитаться!
Но можно
множить
жажду
кож
корсажем с похотью пиратской,
где прячут финку или нож
благодарить за вздох и кротость,
за нашу чувственную ложь,
за рожь над пропастью,
за пропасть!