Был он вчера просто другом моим,
Вместе с ним бегали мы по деревне
И на речке рыбу вместе ловили,
А сегодня он, вдруг, превратился в будду!
Долго искали в монастыре новое воплощение,
Много условий должно было вместе сойтись
И оказалось, что монастырский будда – мой друг!
Светились от счастья лица верящих в это,
Ведь теперь они могут поклоняться живому!
Вечером мы тоже пошли поклониться новому будде,
Сидел мой друг перед столиком из красного дерева,
А на столике свиток и сосуд со святою водой.
Увидел меня мой друг и улыбнулся,
А потом, вдруг, еще и рожу скорчил,
Сделал наставник-лама ему замечание,
Нет больше права у живого будды шалить!
А мы с матерью стали бить поклоны ему.
Увезли его ламы потом в свой монастырь,
Дули они в медные трубы и бараньи рога
И играло еще много других инструментов,
А будду, одетого в золото, несли на носилках.
Года три с той поры миновало
И решил будда посетить родную деревню,
Построили для него перед храмом помост,
Говорили, может он избавлять от бед и невзгод,
Может всем, кто верит в него, счастье дать.
Стал у помоста я тогда на колени
И коснулся лбом серых каменных плит,
А потом поднял голову и на друга взглянул.
Изменился он очень сильно за эти годы,
Стало лицо его равнодушно-бледным,
А глаза, усталые, словно остекленели.
Увидел меня он и что-то мелькнуло в его глазах,
А потом он снова превратился в застывшего будду.
Лет еще через пять я приехал в тот монастырь,
Принимал живой будда поклонения смертных,
Было у будды лицо, словно из камня,
Даже ресницы его не вздрагивали
И не смог я привлечь его внимания,
Крикнул тогда: «Это же я, твой друг!»,
А он неподвижен, даже не шелохнулся,
Может он действительно превратился в будду?
Встал на колени я и принялся бить поклоны,
А потом вышел из монастырских ворот
И куда-то побрел, слезы текли по моим щекам,
Больше нет у меня моего лучшего друга…