Живые корни

Тамара Николаева 2
И наше село лихолетья косили,
Пути не искали в обход,
Болезни и голод по избам ходили,
Случался когда недород.

Стонало село от постигшего горя –
Детей на погост понесли.
Жестокой казалась Всевышнего воля,
Да, видно, грехи тяжелы.

Горячая пыль устилала дороги,
Гулял по полям суховей,
Сельчане брели на чужие пороги
С пустою сумою своей.

Молили у Бога, просили прощенья,
И в колос зерно проросло.
Второе рожденье – домой возвращенье,
Где стены хранили тепло.

Соседей, родных помянули усопших,
За пилы взялись, топоры,
Женили сынов, незаметно подросших,
И ладили рядом дворы.

До алой зари на селе просыпались,
Трудами наполнен был день,
Цыплята по осени мудро считались,
В миру осуждали за лень.

Копили деньгу, о беде вспоминая,
Она не заставила ждать:
Стихия огня, безраздельно шальная,
Метнулась в селе погулять.

Бессильно вода и народ отступали,
Безумный костёр ликовал.
Годами и потом добро наживали –
Пожар за минуты сожрал.

До чёрных углей и печей погорели,
Молчали от дум мужики,
У многих виски от печалей седели –
Слова утешенья горьки.

Забыли шабры и обиды, и ссоры –
Сплотила слезами беда.
И зависть уже не чинила раздоры –
Судьба погорельцев одна.

Но корни живые упрямо цеплялись
За землю родную свою,
И новые гнёзда на пепле свивались,
Никто не покинул семью.

И многих за годы на счастье венчали,
Дома по порядку росли,
Как водится, бабы детишек рожали
По вечному праву Земли.

Вот так бы и жить по Христову завету –
В трудах и заботах семьи,
Но горе бродило по вольному свету
И силы копило свои.
 
За веру отцов и святую Россию
Пошли мужики воевать,
Бабёнки опять на селе голосили:
«Кому теперь землю пахать?»

Молили у Бога, просили прощенья,
А беды – одна за другой,
Сердца обжигая, несли подношенья
С горючей солёной слезой.

Не стало царя, порубали иконы,
За каином каин ходил,
В домах не стихали рыданья и стоны,
Где голод сумою грозил.

На круги своя повернулась судьбина –
Неведомой силушки рать,
И детям досталась лихая година –
По миру идти побирать.

Ни капли дождя, ни росинки рассветной!
Страдало родное село,
Но выжили люди мечтою заветной
Стихии природной назло.

Страна велика, и житьё благодатно
Увидеть смогли земляки,
Но всё же дороги лежали обратно,
Где дедовы корни крепки.

Растить бы хлеба, да фашистская стая
Расправила крылья свои,
Невиданной силы армада стальная
Чужой захотела земли.

И наше село опалило до боли
Всеобщей народной бедой –
За Родину-мать, за российские зори
Решительный приняли бой.

Недолго прощались солдаты с родными,
Спешили на фронт поезда,
В боях погибали бойцы молодыми,
И юными будут всегда.

За край дорогой и за муки людские
Немало от пуль полегло.
Казённые письма, строкою скупые,
И к нам приносили в село.

Живые дошли и на стенах Рейхстага
Оставили имени след.
Народная слава – святая награда
За доблесть великих побед!

В цвету утопали поволжские веси,
Не спали в садах соловьи,
Ветра разносили их майские песни
Земной бесконечной любви.

И в наше село из далёкой дороги
Вернулись бойцы-земляки.
Встречать за околицу быстрые ноги
Несли ребятишек полки.

Погосту сперва поклонились солдаты –
Разлука на годы была.
Вернулись домой, сединою богаты,
И ран фронтовых без числа.

А корни живые упрямо цеплялись,
И к солнцу тянулись ростки.
У новых семей павловчане рождались –
Фамилий сельчан корешки.

И вера отцов не истлела до пепла:
Открыты у храма врата.
Чтоб сила добра, человечности крепла,
Должна быть в душе чистота.

То счастье и радость, то тяжкие беды,
Как звеньев цепи череда.
Завет нам оставили мудрые деды:
Держаться родного гнезда.

С часовенкой старой, с могилами близких,
С кристальной водой родников,
С румяной зари, петухов голосистых
И стройным порядком дворов.

Задумано крепко село родовое
На сотни и более лет,
Чтоб жило в уюте семейство большое,
Чтоб другом был каждый сосед.

Чтоб солью делились и словом привета,
Чтоб мирно решались дела,
Чтоб горькою мукой – ни дня без просвета –
Судьба стариков не была.

Для улиц широких леса отступали,
Селенье с годами росло.
Разумные внуки наказ исполняли,
И в колос зерно проросло.

И славили люди селенье родное,
Что гордо стоит триста лет,
Но жизнью кипучей ещё молодое,
И краше любимого нет.