Имя на поэтической поверке. Матвей Грубиян

Лев Баскин
В пору моего детства на Брянщине, в городе Новозыбкове, в 60-е годы, по Центральному радио,  из чёрного, большого, круглого репродуктора, висевшего в комнате, каждый день – по - утру, можно было услышать хорошее стихотворение.
Одно из таких стихотворений, под названием «В прибалтийском городе» - я запомнил на всю жизнь:

 «В прибалтийском городе».

Перед самой войною,
одержим и устал,
у ворот твоих стоя,
я тебя целовал.

Я запомнил ночные
поцелуи твои,
фонари голубые –
наважденье любви.

Я с войны возвращаюсь
в сорок пятом году
и – хоть очень стараюсь –
тех ворот не найду.

Рассказали мне, Лия,
неохотно, с трудом,
что тебя застрелили
немцы в сорок втором.

Нахожу и теряю –
нет, опять не узнал –
где той ночью тебя я
у ворот целовал.

И кладу я впервые
в этот памятный год
васильки полевые
возле каждых ворот.

Вспоминаю в июле,-
сердце, тише тоскуй! –
предрассветную пулю
и ночной поцелуй.

1964 год. Перевод Ярослава Смелякова.

   Стихотворение «В прибалтийском городе» - написано известным еврейским советским поэтом-фронтовиком Матвеем Грубияном, перевод осуществил выдающийся поэт-фронтовик Ярослав Смеляков.

Матвей Михайлович Грубиян родился 12 июня 1909 года в селе Соколивка на Украине, Киевская область, в семье меламеда, то есть учителя еврейской начальной школы.

 Окончил еврейскую начальную школу-хедер.

  Детские годы навсегда запечатлелись в душе маленького Мотла (детское имя мальчика) и отозвались в нём песнями, в творчестве исполненными чистоты и восторга перед щедрой красотой земли и неба.

  Ещё подростком начал работать, в 13-ть лет ушёл из дому, уехал в Минск.
Работал на простых работах, познал труд кузнеца и каменщика, портного и столяра.
Любовь к труду совмещалась в нём с любовью к знаниям, одновременно писал стихи и, идя как бы по стопам отца, поступил в Минский педагогический институт, на литературный факультет, который окончил в 1938 году.

   До войны опубликовал сборники» Фун келер аф дер зун» - («Из подвала к солнцу») -1935 год, Минск и «Лирика» -1940 год.

  В 1941 году ушёл добровольцем на фронт, а в 1943 году был трижды тяжело ранен, демобилизован, прошагав с боями по многим огневым дорогам.

На всю жизнь из-за ранения, осталась хромота на одну ногу.

Вся семья поэта - отец, жена и сын погибли в Минском гетто.

За участие в боевых действиях на фронте был награждён:

-Медаль «За боевые заслуги».

-Медаль «За Победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.».

-Юбилейная медаль «Двадцать лет Победы в Великой Отечественной войне
1941-1945 гг.».

Когда Матвей Михайлович возвратился с фронта, в 1943 году, московские писатели устроили ему торжественную встречу в Доме литераторов.

ПоэтПерец Маркиш подарил Матвею Грубияну, свою, только что, вышедшую книгу, с надписью: «Мы гордимся Вами как воином и поэтом».

Жил Матвей Михайлович в Москве, работал ответственным редактором в Еврейском Антифашистском комитете и его печатном органе газете «Эйникайт», и печатался в ней.
 Газета «Эйникайт» («Единство») – распространялась по всему миру.

В 1947 году опубликовал сборник «Гезанг вегн мут» - («Песня о мужестве»).

  19 февраля 1949 году был арестован, по делу Еврейского Антифашистского комитета.

Матвея Грубияна арестовали в помещении ЕАК и увезли, обвинения было стандартным: «американский шпион», ( известная статья 58-я КР – «контрреволюционная деятельность», заключавшаяся в том, что он печатал свои стихи и очерки в газете» Эйникайт».

  Семь лет провёл в лагерях, в студёном Заполярье, в печально известной Инте. В лагере Матвей Михайлович ухитрялся тайком писать стихи.

Один из зеков выстругал ему палку, полую внутри, в которую Матвей Михайлович прятал всё им написанное на клочках бумаги.

В лагере Матвея Михайловича определили работать фельдшером, из-за хромоты, после ранения на фронте, выполнять нелёгкую физическую нагрузку не смог.

В лагере, Матвей Грубиян, познакомился с сыном Анны Андреевны Ахматовой – Львом Николаевичем Гумилёвым, впоследствии переводчиком его стихотворений, после освобождения обоих в 1956 году, по реабилитации.

Освобождён был в 1956 году, после отмены всех приговоров по этому «делу

  В лагере Матвей Михайлович просидел 7- лет, вместо 10 по приговору суда, исправительно-трудовых лагерей, в СибЛаге.

Матвей Михайлович приехал на жительство в Москву, первым долгом пошёл передать привет от сына – Анне Ахматовой, так как Лев Николаевич выпускался на свободу на три месяца позже.

Писатель Михаил Ардов, будучи свидетелем встречи обоих поэтов, до этого не знакомых так описал это событие:

 «На диване рядом с Ахматовой сидит застенчивый, бедно одетый человек – и плачет, с трудом сдерживает рыдания, и слёзы капают с его лица в тарелку с бульоном.

   Мы все сидим за столом, а этот гость явился неким предтечей Л.Н.Гумилёва, предвестником его скорого освобождения.

Он поэт, еврейский поэт, пишущий на идиш.

А фамилия у него совершенно не подходящая ни к облику, ни даже к профессии.
Его зовут Матвей Грубиян.

Он только что освободился из того самого лагеря, где сидит Лев Николаевич, и вот явился к Анне Андреевне с приветом от сына и со своими рассказами о тамошней жизни.

Слёзы текут по его лицу, слёзы на глазах Ахматовой, у всех нас сидящих за тем памятным мне обедом, в феврале 1956 года».

Матвея Михайловича приняли в Союз писателей в 1956 году, где он состоял с 1939 года.
Возвращение из лагерей в еврейскую литературу казалось дл Матвея Грубияна чудесным сном.

   На счастье налаживалась и личная жизнь, поэт женился по любви на Хане Блущинской, актрисе Минского еврейского театра, которую он знал после войны, до своего ареста.

«Мы с мамой, - вспоминает Лариса Певзнер, приёмная дочь поэта, - жили тогда в Минске. Матвей приехал в Минск в 1956 году и забрал нас в Москву, где ему дали малюсенькую комнатку на Новокузнецкой (метро «Новокузнецкая»), там мы стали жить».

Мама Ларисы Хана Абрамовна Блущинская – четыре года училась у Михоэлса в московской студии, по окончании которой её направили на работу в Минск, в БелГОСЕТ.

Там она работала актрисой, в 1949 году театр был закрыт, а в помещении стал работать русский театр.

Хана Блущинская в нём заведовала труппой и была помощником режиссёра.

После того, как Матвей Грубиян забрал семью из Минска, Хана Абрамовна не сразу, но устроилась в театр им. Пушкина зав труппой.

Хана Абрамовна была, надо сказать, редкой красоты женщина.

Родная сестра Ханы, также актриса Эстер, была замужем за другим известным еврейским поэтом-фронтовиком Моисеем Тейфом.

Матвея Грубияна и Моисея Тейфа роднило то, что оба потеряли своих родных в Минском гетто, во время войны, а в мирное время взяли в жены родных сестёр.

Рассказывал ли Матвей Грубиян в стихах о своей «отсидке» на Севере?

   Есть у него небольшое стихотворение «Пила», которое он написал по возвращению из Инты. Это стихотворение перевёл на русский язык, тогда ещё молодой поэт Евгений Евтушенко:

        «Пила».

Тайга направо и налево,
метель у ног легла,
и в тело белое полено
врезается моя пила.
И вижу пихты, только пихты,
со всех сторон я ими сжат
и пилят пилы, пилят пилы
и брёвна свежие визжат.

   Но напрасно искать это горестное стихотворение в каком-либо сборнике Матвея Грубияна, в оригинале, но и в переводе оно читателю недоступно, ибо строгая советская цензура многие годы стояла на страже идейной чистоты советской литературу.

Даже когда уже в 1985 году московское издательство «Художественная литература» выпустило антологию «Советская еврейская поэзия».

Матвей Грубиян, один из ведущих мастеров еврейской поэтической словесности, был в ней представлен «Письменным столом Ильича», и «Русским дубом», но не той «Пилой», которой орудовали десятки еврейских и нееврейских писателей в приснопамятные годы ГУЛАГа.

Неправедный суд не сломил еврейского поэта, он много писал, и его стихи переводили на русский язык лучшие советские поэты, которых привлекало внимание  творчество Матвея Грубияна.

Матвея Михайловича переводили Л.Озеров, Е.Евтушенко, Ю.Мориц, Я.Смеляков.
Сам Матвей Грубиян своих переводчиков любил.
На Ярослава Смелякова молился.

В связи с этим возник литературный анекдот. А возможно быль.

Встречаются, дескать, Ярослав Смеляков и Матвей Михайлович в писательском клубе.
Оба слегка «подшофе», и Ярослав Васильевич говорит другу:

«Матвей, ты настоящий еврейский Смеляков!». Матвей Грубиян, польщённый , отвечает ему:

«А ты. Ярослав, настоящий русский Грубиян!».

Фамилия, конечно, несомненно, не соответствовала личности Матвея Грубияна, был он человек скромный и деликатный в общении.

В последние годы жизни, Матвей Михайлович часто выпивал со знакомыми по писательскому цеху, требовалось излить душу: война, ранения, потеря родных и неправедный суд, после войны, с отбытием наказания на суровом Севере, в лагере, давали себя знать, требовали высказаться.

Супруга была, крайне, недовольна таким поведением Матвея Михайловича.

  В 1958 году в переводе с еврейского выходит книга поэта - «Я знаю тебя, жизнь», в 1962 году «Ключи», в 1967 году - «Лодка и течение».

   В 1970 году – за два года до смерти поэта – выходит на еврейском языке книга - «Беспокойный ветер».

   Стихи Матвея Грубияна – в оригинале и в переводе на русский язык дают весомое представление о его мастерстве.

И уже посмертно – в 1976 году – издаётся – «Вечный огонь», книга избранной лирики на еврейском языке.

Стихи Матвея Грубияна – в оригинале и в переводе на русский язык – дают весомое представление о его мастерстве, о высочайшей художественной силе его поэзии, которая поражала читателей оригинальностью и уникальной образностью.

Супруга Матвея Грубияна, Хана Абрамовна была потрясена, что это стихотворение было написано за сутки до смерти – 8 февраля:

«Вот жизнь прошла! Боль не превозмочь.
Кислородные подушки
Мне носят всю ночь.
Но я ещё жив, жизнелюбы! –
Что-то шепчут ещё мои губы
Вену ищет игла, чуть дрожат ресницы,
А пред глазами мелькают белые птицы.
Врач говорит, буду жить, ещё не пора…
Едва не кричу:
Не знаю, буду ли, но хочу!-
Не нравится мне эта игра.
Ты придёшь – а я онемел,
Все мелодии, которые пел,
Все строки мои застынут по углам,
И ты прочтёшь по моим глазам:
Поэзия людям ещё открывается?..
И сердце моё в этот миг
разрывается…
Перевод Л.Фрухтмана.

   Умер Матвей Михайлович Грубиян, от инфаркта, 9 февраля 1972 года, в возрасте 62 лет.
Похоронен на Востряковском кладбище Москвы.

В одном из стихотворений, озаглавленном «Мой язык» и переведенном на русский язык Львом Озеровым, Матвей Грубиян написал:

«Я говорить хочу с моим народом
Словами света на еврейском языке…».
«Словами света» - выдающийся еврейский поэт-фронтовик Матвей Михайлович Грубиян, говорил со своими читателями и почитателями его творчества.

Из поэтического наследия Матвея Грубияна.

      «Падение звезды».

Когда упал я раненый, упала
Невдалеке небесная звезда,
Мне улыбнувшись. Это ведь немало –
Звездой упасть мне думалось тогда.
На холмик тот, где смерть нас поджидала,
Упасть и мир мгновенно озарить,
И жизнь свою, и гибель подарить
Родной Отчизне – это ведь немало
Я цену жизни ощутил тогда.
В глазах моих темнело и мерцало,
А мне казалось: это та звезда
Со мною рядом в травах догорала.
1959 год. Перевод В.Соколова.

      «Письмо будущему».

Будущее, где ты? Постучись!
На ночлег пущу, на простынь свежую.
Ты, как происшествие, случись,
Я тебе в свирель сыграю нежную.
Дом мой весь из песен и стихов,
Звёзды мне прислуживают запросто.
Я не пожалею лучших слов,
Самых лучших вин добуду у завтраку.

Будущее! Я тебе писал
Из окопов, где шрапнель царапала.
Будущее! Я тебя искал
Много лет настойчиво, старательно.

Приходи ко мне! Я твой босяк,
Твой пастух и твой послушник яростный.
Твой родник, который не иссяк,
Несмотря на все угрозы старости!

1969 год. Перевод В.Бокова.

       «Русский дуб».

Ты, богатырь богатырей!
Могучий дух – в коре твоей.
Меня, гонимого судьбой,
Ветвями, русский дуб, укрой!

Учи меня вдвойне беречь
Моё цветение и речь,
Чтобы душа не умерла,
Когда вопьётся в грудь пила.

Могучий русский дуб живой!
Ты от корней до кроны – свой.
Дышу я свежестью твоей.
До края чашу мне налей!

Ведь у меня – средь бурь и бед
Другой Отчизны в мире – нет!
Перевод Ю.Нейман.

     «Моя типография».

Не ради шутки в общем разговоре,
Не для того чтоб удивить семью,
Хотел бы я на побережье моря
Поставить типографию свою.
И, стоя в ней естественно и просто,
Имея лишь духовный интерес,
Я для набора брал бы только звёзды –
Светящиеся литеры небес.
Пусть эта книга пахнет не бумагой,
Не клейстером невзрачной мастерской,
А только влагой, только синей влагой,
Одною только влагою морской.
И вовсе нету никакой оплошки,
Нет ничего от праздных небылиц
В том, что струится лунная дорожка
Посередине всех моих страниц.
Всё совершив, намазавшись, как дети,
Я сел бы там, доволен и устал…
И шумный ветер нашего столетья
Мою бы книгу запросто листал.

Перевел Я.Смеляков.

       «Мой язык».

Кто сердце распаляет мне
Так рано-рано, до рассвета?
Чернеет небо в вышине,
А я… а я увяз вот в этом
Моём и умном и безумном деле:
Из речи высечь искры в полумгле –
Не для того, чтоб в час, когда земле
Я буду отдан, обо мне галдели,
Не для того, чтоб в некий рай войти,
Нет, я хочу сегодня, вот сейчас же
С народом, пившим горе полной чашей,
Прошедшим тяжкие, тернистые пути,
Я говорить хочу с моим народом
Словами света на еврейском языке.
Подобно вешней говорить реке
Под вешним небосводом,
Подобно ветру, что в листве бормочет,
Подобно морю (мир его большой),
Которому не нужен переводчик,
Когда с ним говоришь душа с душой.

1963 год. Перевод Л.Озерова.

    «Творчество».

Вот кончил стих –
И словно умер я,
Вот начал новый –
И воскрес я снова.
Мне жизнь даёт
Уже не кровь моя,
А добежавшее
До сердца слово.

Не пощажу себя…
Из-за словца
Пойду в огонь,
Чтоб горячей звучало.
Добыто слово-
Значит, нет конца.
Добыто слово –
Значит, есть начало.

1958 год. Перевод В.Фёдорова.