Придите еще, да, идите, идите все, огромной толпой! Пусть здесь не будет и мокрого места, пускай здесь будете только вы, надзиратели - и мы, заключенные, обвиняемые, беззащитные, ма-лень-ки-е!
Да, пусть будет литься ручьем вода, которая слезы, вода, которая кровь! Туманность во взгляде, разфокус, небо - в глазах. Ваше небо, летите же, я - смотрю. Исподлобья, сильно - вы смотрите в упор и не видите, потому что темно. Вам и днем темно и с огнем темно, а ночью..
Вы думаете, что вы видите все. Полный авторитет, правда ли? Дальнозоркие, глаза востры, а губы глаголят. Истину? Смрад!
Непослушные, две белые кошки - бе-лы-е - с маленьких лун! Непокорные, склонитесь! - и мы становимся на колени. Непокорные, подчиняйтесь! - и мы целуем руки!
Выживали и не такие. Было все сурово, и войны и беды и беды и войны - все! У меня безоблачная жизнь, солнечная, сахарная!
Только вот те, кто идут со мной, отлепятся, от-крепятся и упорхнут в свое. Только вот здесь, где речи о любви, нет ничего. Нет ничего. Только стоит Устина, и весы в ее бронзовой руке медленно покачиваются от ветра. Слышен гул волн. Маятник мерно мечется туда-сюда. В пыльно-сером небе какие-то звезды - разбросаны, рас-ставлены, рас-.. В космосе огромные расстояния. Созвездия это отдельновисящие звезды. Звезды живут поодиночке и светят на миллиарды планет. А планеты вращаются, и наш шарик - а все вокруг, вокруг.. И мы бы вмиг расплавились, если бы прислонились к солнцу - на солнце глядят издалека..
Не хочу быть солнцем.
Там, где о любви тоже - речи, она - есть. Но в ее цветении - выстрелы. В ее цветении - ножи. Розы отрастили шипы и выставили их, готовые растерзать тебя! Розы не умеют любить, они холодны, но там - те - умеют. Тепло. Но шипы..
Выживали многие, потому что была нация. Большая семья, песни - очень русские, какие-нибудь Подмосковные вечера. Выживали, потому что и жили-то в одной большой семье. Семья была повсюду, и все любили и любили всех..
Нет. Слово. Слово. Нет понятия 'все'. Обязательно в гуще кричащей толпы есть кто-то, кто не кричит. Кто-то, кто не разделяет идеи и кричит. Кто-то, кого заставили. Кто-то, кто одинок. - Все счастливы? - Даааа! - ор, свист, гам! - стадо кричит, стадо неумалимо! В толпе не видно девочки, которая вжимается в столб и сливается с ним. В толпе не видно мужчины, который плачет, закрыв лицо. Не видно.
Все - это Россия. Все - это народ с его самосознанием. Все - это абстрактность, это всего лишь большинство, и стадо правит миром.
Говорят в первый раз - мы делаем. Во второй - делаем, а потом думаем, нужно ли. В третий - думаем, а потом делаем. Потом - сопротивляемся и брыкаемся как жеребята - демонстративно и смешно. Винтики, пусики - и противятся системе!. Сами по себе винтики никому не нужны, главное, чтобы они функционировали, стояли и крутились на своих местах - трещали, разрывались, плакали - неважно, главное - роль. Они подминаются механизмом, брыкающиеся дети, и его непомерная тяжесть вправляет им проклишенные, заштампованные мозги.
Врывайтесь, хлопайте шкафами, ищите! Я чист! Я чист! Я чист! Я не винтик, поэтому налегайте, давите всем своим громоздким механизмом, выставляйте железные головы, запрограммированные на. Я - чист, за мной вина одна - я из плоти и крови, я умею летать.
Идите, набегайте всей стаей - людно и оружно! Я не боюсь. Я не слабая, я не мудрая, я не железо. Нет, мои корни не по всему свету. Я не чувствую ни нации, ни прошлого - но и деревенский пьяница знает Подмосковные вечера и поет их, и затягивает песню, и хлопает по плечу того, кто может ее сыграть..
Моя нация - это не прошлое. Моя нация - это мир холодных звезд, мир глубины штормящего, бушующего океана! Я смотрю на четыре стены и четыре пустых кровати. Как получилось так, что я лежу на полу, а решетка прочна - и плачу? - Где моя нация? Где мои корни? - Далеко на запад. Если долго идти на запад, можно найти домик в чаще леса. Там живет человек, ко орому я не нужна. Может быть, он забыл меня. Ничего не было. Ни между нами - ни в моей жизни. Я не жила.
Разбуди меня, девица с тюрбаном на голове! Мокрые волосы. Глаза лани. Да. Разбуди меня. Прошу.
16.7.19