Стихотворения, романсы и песни
______________________________
Содержание
_В. Леви_
<Душа, не умирай>
Знаю
<А вдруг получится - прозреть>
<Подойдем к нему, подойдем>
<Твой ангел-хранитель ведет себя тихо>
<А боль - не сразу>
<Вновь одиночество ночное>
<Не плачь, не просыпайся... Я слежу>
<Как странно закончилась вечность>
<Я садился в Поезд Встречи>
<Я долго убивал твою любовь>
<Любовь измеряется мерой прощения>
<Во мраке просыпаясь, звуки шлю>
<И каждый вечер так: в холодную постель>
<И этот дождь закончится, как жизнь...>
<Мне дела нет, что миллионы раз>
<Мы сами выбираем образ смерти>
<Судьба строки - предсказывать судьбу>
<Спроси, кто в этой жизни состоялся?..>
<В этой вечнозеленой жизни>
_Е. Курдаков_
<Приснилось мне, что смертною метелью>
Отрывок из <Баллады перевода>
<Есть игры и жизни... Однажды в игре>
_К. Ковальджи_
<Суждено горячо и прощально>
<Не окликай. Они>
Ничего не хочу!
Новый год
_Ю. Балтрушайтис_
<Весна не помнит осени дождливой...>
<Уже вечереет... Спустился туман...>
Сказка
Призыв
Древнее сказание
<Вся мысль моя - тоска по тайне звездной...>
Пробуждение
Nocturne (Час полночный...)
Полночь
Маятник
Одиночество
Черное солнце
Beati possidentes
<Я видел надпись на скале...>
Ночной пилигрим
Вифлеемская звезда
Элегия (Мысль в разлуке с вещим сном...)
Элегия (Уводит душу...)
_Г. Раевский_
<На отдаленном небосклоне>
<Во всём есть танец: в ветре и в огне>
_Д. Кленовский_
<Подснежник узкой льдинкою в горсти>
<Как в море камешек простой>
<Расплачиваться надо за вино>
<Когда осенние года>
<Жизнь незаметно, с каждым днем>
<Поговорим еще немного>
_В. Корвин-Пиотровский_
Десятый круг
<И всё о нас, и всё о нас>
--------
Владимир Леви (р. 1938)
Душа, не умирай.
Душа, питайся болью.
Не погибай, насытиться спеша.
Надежда - злейший враг.
Гони ее с любовью.
Безумием спасай себя, Душа.
Во взлете весь твой смысл,
во взлете - и паренье
над суетой - ты крылья сотворишь
из кожи содранной,
и яд стихотворенья
заменит кровь,
и ты заговоришь.
--------
Владимир Леви
Знаю
Что будет со мною -
заранее знаю:
сделают идолом,
уши и нос обкорнают.
Но в Запределье,
в мире высоком и тонком, -
вечным Ребенком останусь я,
вечным Ребенком.
--------
Владимир Леви
...А вдруг получится -
прозреть
лишь для того, чтобы увидеться,
в глаза друг другу посмотреть,
и помолчать,
и не насытиться...
А не получится -
пойдём
в далёкое темно
и постучимся в тихий дом,
где светится окно.
И дверь откроется,
и нас
хозяин встретит так обыденно,
что самый умудрённый глаз
не разглядит,
что он невидимый.
И мы сгустимся у огня,
и сбудется
точь-в-точь:
ты путешествуешь в меня,
а я - в тебя...
и в ночь...
--------
Владимир Леви
Подойдем к нему, подойдем...
Старый, битый, корявый дуб.
Мы записки в разлом кладем,
В жерло черных горелых губ.
До листочков тех не достать,
Разве только влететь шмелю.
Их нельзя, нельзя прочитать.
Слово там лишь одно: люблю.
Кто же так бесконечно глуп?
Вот уж сколько веков подряд
Лупят молнии в старый дуб -
И записки наши горят...
--------
Владимир Леви
Твой ангел-хранитель ведет себя тихо,
неслышно парит над толпой.
Спеши, торопись утолить свою прихоть,
безумец, ребенок слепой.
Он видит все - как вертится земля,
как небо обручается с рекой,
и будущего минные поля,
и сны твои с потерянной строкой.
За сумраком сумрак, за звездами - звезды,
за жизнью, наверное, смерть,
а сбиться с дороги так просто, так просто,
как в зеркало посмотреть...
--------
Владимир Леви
...А боль - не сразу.
Сначала - суета,
сначала - разум
найдет уловки,
станет ворожить,
раскинет, что необходимо жить
по средствам,
то бишь трезвой полумерой,
стравив полунадежду с полуверой,
террором пола вытравить любовь.
Но разум попадет не в глаз, а в бровь,
поскольку пола вовсе не имеет
и лик судьбы впотьмах не лицезреет.
А боль - потом...
Сначала - сизый мрак,
в котором друг не друг
и враг не враг,
а только птиц назойливых порханье,
короткое предсмертное дыханье
в наркозе ядовитых сигарет,
начало сна... Сначала - просто бред,
а боль - потом...
Не боль, а пустота,
бездонная, слепая...
Нет, не та,
что из пространства
исторгает прану,
а та, последняя,
что обжигает рану
улыбками,
вращением колес,
сиянием алмазных полуслез,
крестами,
гороскопами,
стихами,
отсутствием стекла
в оконной раме...
--------
Владимир Леви
Вновь одиночество ночное
остановилось у кровати,
и сердце с мир величиною
не знает, как себя истратить.
И рвется, разум отрицая,
гулять с голодными ветрами,
и тусклая звезда мерцает,
как волчий глаз в оконной раме...
Погибнуть упоительно легко.
Ты рядом спишь. Ты страшно далеко.
Не встретиться. Тоска неумолима.
Ты рядом спишь... А жизни наши - мимо
друг друга мчатся, мчатся в никуда,
как дальные ночные поезда...
Я призываю в душу благодарность
за нашу неразгаданную парность,
за то, что можно прямо здесь, сейчас
тебя обнять, не открывая глаз,
чтобы не видеть мрака преисподней...
За необъятность милости господней,
за свет звезды, за свой бессонный дар,
за то, что демон затаил удар...
--------
Владимир Леви
Не плачь, не просыпайся... Я слежу
За полночью, я знаю расписание.
Ты спи, а я тихонько расскажу
Тебе про нас с тобой...
Луна личинкой по небу ползет.
Когда она устанет и окуклится,
Песчинками зажжется небосвод,
И душный город темнотой обуглится...
Не вспыхнет ни фонарик, ни свеча,
Лишь тишины беззвучное рыдание.
И древние старухи, бормоча,
Пойдут во сне на первое свидание.
И выйдет на дорогу исполин.
И вздрогнет город, темнотой оседланный...
Он отряхнет кору песков и глин
И двинется вперед походкою дремотною.
И будет шаг бесшумен и тяжел
И равномерно почвы колыхание,
И будет город каждым этажом
И каждой грудью знать его дыхание...
Не знает свет, не понимает радуга,
Как можно обходиться без лица
И для чего ночному стражу надобно
Ощупывать уснувшие сердца...
Но я узнал, мне было откровение -
Тот исполин в дозоре неспроста:
Он гасит сны, он стережет забвение,
Чтоб ты не угадал, что ночь пуста.
Когда-нибудь ты босиком побегаешь
По облакам, как наш бумажный змей,
Но ты еще не знаешь, ты не ведаешь,
Какая сила в слабости твоей...
--------
Владимир Леви
Как странно закончилась вечность,
Как тихо поблекли аллеи,
И звезды оплыли как свечки:
Я больше тобой не болею.
И можно все вдумчиво взвесить,
Взглянуть на события трезво,
И вроде бы можно быть вместе,
Но незачем, не-за-чем, НЕЗА...
Глаза - равнодушней и строже,
И в душах всего quantum satis*.
И холод расстаться поможет,
И нет никаких обязательств.
Как просто, немилый, как пусто,
Как грустно, смешно и нелепо,
Постигнув полета искусство -
На землю осыпаться пеплом.
Ты мной уже пережит, прожит,
Прощен и отпущен без боли.
Ты станешь счастливым, быть может,
Но лучше - останься собою.
Я больше тобой не болею,
Не будет назначенной встречи.
Как тихо - поблекли аллеи...
*В полную меру (лат.) - лозунг Бранда, героя одноименной драмы Генрика Ибсена.
--------
Владимир Леви
Я садился в Поезд Встречи. Стук колес баюкал утро.
Я уснул. Мне снились птицы. Птицеруки, птицезвуки
опускались мне на плечи. Я недвижен был, как кукла.
Вдруг проснулся. Быть не может! Как же так? Я точно помню:
я садился в Поезд Встречи. Еду - в Поезде Разлуки.
Мчится поезд, мчится поезд сквозь туннель в каменоломне...
--------
Владимир Леви
Я долго убивал твою любовь...
Оставим рифмы
фирменным эстетам:
не "кровь", не "вновь"
и даже не "свекровь"...
Не ядом, не кинжалом, не кастетом -
нет, я повел себя, как дилетант,
хотя и знал, что смысла нет ни малости
вязать петлю, как карнавальный бант,
что лучше - сразу придушить из жалости...
Какая блажь - ребенка закалять,
ведь каждый изначально болен смертью.
Гуманней было сразу расстрелять,
но я тянул, я вдохновенно медлил
и как-то по частям спускал курок,
в позорном малодушии надеясь,
что скучный господин по кличке Рок
еще подбросит свежую идею.
Матерый склочник под шумок заснул;
любовь меж тем росла, как человечек,
опустошала верности казну,
и казнь сложилась из сплошных осечек -
курок звенел, и уходила цель,
но было неудобно догадаться,
что я веду с самим собой дуэль
и мой противник не желает драться.
Я волновался. Выстрел жил лет пять,
закрыв глаза и шевеля губами...
- Чему смеешься?..
- Рифмы нет опять
и очередь большая за гробами.
--------
Владимир Леви
Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность - болью прощания,
а ненависть - силой того отвращения,
с которым ты помнишь свои обещания.
И тою же мерой, с припадками ревности,
тебя обгрызают, как рыбы-пирании,
друзья и заботы, источники нервности,
и всё-то ты знаешь заранее...
Кошмар возрастает в пропорции к сумме
развеявшихся иллюзий.
Ты это предвидел. Ты благоразумен,
ты взгляд своевременно сузил.
Но время взрывается. Новый обычай
родится как частное мнение.
Права человека по сущности - птичьи,
а суть естества - отклонение.
Свобода - вот ужас. Проклятье всевышнее
Адаму, а Еве - напутствие...
Не с той ли поры, как нагрузка излишняя,
она измеряется мерой отсутствия?
И в липких объятиях сладкой беспечности
напомнит назойливый насморк,
что ценность мгновенья равна Бесконечности,
деленной на жизнь и помноженной на смерть.
Итак, подытожили: жизнь - возвращение
забытого займа, сиречь - завещание.
Любовь измеряется мерой прощения,
привязанность - болью прощания...
--------
Владимир Леви
Во мраке просыпаясь, звуки шлю
Тому,
Кого не знаю и люблю,
Кого люблю за то, что не познаю.
Ты слышишь?.. Мы живем на сквозняке.
Рука во тьме спешит к другой руке,
И между ними нить горит сквозная.
Ты чувствуешь? Душа летит к душе.
Как близко ты, но мгла настороже.
Закрытых окон нет, глаза закрыты.
Во мраке просыпаясь, звуки шлю
Тому,
Кого не знаю и люблю,
И верю, и ищу,
Как знак забытый...
--------
Владимир Леви
И каждый вечер так: в холодную постель
с продрогшею душой, в надежде не проснуться,
и снова легион непрошенных гостей
устраивает бал... Чтоб им в аду споткнуться!
Нет, лучше уж в петлю. Нет, лучше уж любой,
какой-нибудь кретин, мерзавец, алкоголик,
о, лишь бы, лишь бы Тень он заслонил собой
и болью излечил - от той, последней боли...
О, как безжалостно поют колокола,
как медленно зовут к последнему исходу -
но будешь жить и жить, и выплачешь дотла
и страсть, и никому не нужную свободу...
--------
Владимир Леви
...И этот дождь закончится, как жизнь...
И наших душ истоптанная местность
с провалами изломов и кривизн
вернется в первозданную безвестность.
Там, в темноте, Предвечная Река
к своим пределам тени предков гонит,
и мечутся, как звери, облака
под взмахами невидимых ладоней,
и дождь, слепой, неумолимый дождь,
питая переполненную сушу,
пророчеством становится, как дрожь
художника, рождающего душу.
...И наши голоса уносит ночь...
Крик памяти сливается с пространством,
с молчанием, со всем, что превозмочь
нельзя ни мятежом, ни постоянством...
Не отнимая руки ото лба,
забудешься в оцепененье смутном,
и сквозь ладони протечет судьба,
как этот дождь,
закончившийся утром.
--------
Владимир Леви
Мне дела нет, что миллионы раз
Картины небосвода повторялись.
Я ухожу за поволоку глаз,
Туда, где карты мира потерялись,
Я ухожу в Тебя, бездонный мир.
В незримые поля под тонкой кожей,
В иное вещество, в другой эфир,
Где все так страшно близко, так похоже,
Что не узнать - ни неба, ни себя -
И сны, как птицы, покидают гнезда,
И тайно зреют, взрывами слепя,
Поющие невидимые звезды.
Я ухожу в Тебя - для бытия
В не бывших звуках, я освобождаюсь
Для снов Твоих - где, может быть, и я,
Не узнанный, в последний раз рождаюсь...
--------
Владимир Леви
Мы сами выбираем образ смерти.
Свою тропинку и обрыв следа -
проносим в запечатанном конверте,
а вскрытие покажет, как всегда.
Толкая нас на риск и самовольство,
прохладный господин по кличке Рок
использует и веру, и геройство,
как искушенный карточный игрок.
Он ни при чем, он только исполнитель
твоих желаний и твоих побед,
твой ревностный помощник и ценитель,
твердящий наизусть твой детский бред.
И ты идешь за собственною тенью,
от самого себя бесследно скрыв,
что этот путь - и миг, и лик смертельный -
всего лишь выбор - выбор и обрыв...
--------
Владимир Леви
Судьба строки - предсказывать судьбу
и исцелять невидимые раны
публичной постановкой личной драмы.
На твой спектакль (читай: автопортрет)
входной билет хранится столько лет,
насколько хватит выпитого неба.
В грохочущих сосудах ширпотреба
душа сгорает и летит в трубу...
В двуспальном переплете, как в гробу,
о перемене позы молишь слезно,
хрипишь и рвешься - воздуха! - но поздно:
ты промотался, ты истратил бронь,
ты платишь за украденный огонь...
--------
Владимир Леви
Спроси, кто в этой жизни состоялся?..
Кто уложился в отведенный срок
и, уходя, настолько здесь остался,
насколько мог?..
Один Христос. Еще, пожалуй, Будда
и Моисей... Быть может, Магомет.
А глянь вокруг: их не было как будто,
ни Бога, ни души - как будто нет.
Спроси у завсегдатаев небесных,
завидно ли в чернильной ворожбе
известным стать для многих неизвестных
все в той же неизвестности себе?..
Владелец бакенбардов, ногтеносец
и топмодели собственник и раб
имел ответ на эдакий вопросец,
но я его озвучивать не рад.
Под листом пятистопного ямба,
с преисподней его стороны,
шелестит аладдинова лампа,
пифагоровы сохнут штаны.
Между тем Исполнитель Решений
поспешает, косою звеня,
расписать золоченый ошейник
вензелями последнего дня.
Все готово: диплом рогоносца,
гороскоп и блондин роковой.
Но посмотрим - авось пронесется
бледный конь над другой головой...
--------
Владимир Леви
В этой вечнозеленой жизни,
сказал мне седой Садовник,
нельзя ничему научиться, кроме учебы,
не нужной ни для чего, кроме учебы, -
а ты думаешь о плодах...
Ты возьмешь только то, что возьмешь,
и оставишь все то, что оставишь,
ты живешь только так, как живешь,
и с собой не слукавишь.
В этой вечнозеленой смерти, сказал Садовник,
нет никакого смысла, кроме поиска смысла,
который нельзя найти.
Это не кошелек с деньгами - они истратятся,
не очки - они не прибавят зрения, если ты слеп,
не учебник с вырванными страницами...
Смысл нигде не находится -
смысл рождается и цветет,
смысл уходит вместе с тобой...
Ты возьмешь только то, что поймешь,
а поймешь только то, что исправишь,
ты оставишь все то, что возьмешь,
и возьмешь - что оставишь...
--------
Евгений Курдаков (1940 - 2002)
[Ночью слышно: ветер стонет...
Это - надо мной.
Ан. Передреев]
Приснилось мне, что смертною метелью
Я занесен в затерянном краю,
И звуки ветра хриплою свирелью
Мне тихо напевают жизнь мою.
Земную жизнь, прожитую по-русски,
С отчаяньем и верой позади, -
Чтоб здесь, в конце, под этим настом хрустким
Проститься с ней, смиряя стон в груди.
Но нет упрека в этом слабом стоне,
В нем лишь печаль о том, что у конца
Горючий снег уже ничьи ладони
Мне не смахнут с холодного лица.
Что уж никто прощальными губами
Не тронет губ моих, любя, дыша, -
И улетит в метельный этот пламень
Навеки не прощенная душа...
Приснилось мне - а может, не приснилось,
А может, этот снег, что бьет в окно,
Навеял эту боль и сиротливость,
Что вечно нам в себе нести дано, -
До запоздало горького признанья,
Которое возникнет вдруг, разя,
Что можно жизнь прожить без состраданья,
А умереть без этого нельзя.
И потому растерянно и слабо
Я все прошу кого-то без конца:
Хотя б во сне, во сне, во сне хотя бы
Смахни мне на прощанье снег с лица.
--------
Евгений Курдаков
Отрывок из <БАЛЛАДЫ ПЕРЕВОДА>
Я растворен... Я где-то без возврата,
Без облика еще и без лица,
И вся моя награда и расплата -
Все тот же снег и ветер без конца.
Все тот же ледяной полынный шорох,
Все тот же круг родных и не родных...
Я опоздал, я начинаю в сорок,
С предела, рокового для иных.
Прошла любовь, надежды отгорели,
И жизни бестолковая байга
Оставила, как эти вот метели,
В душе лишь беспросветные снега.
Дымят кочевья, кони снег копытят,
И бродят псы за ветреным холмом.
И мир уже почти не любопытен,
Он противоречив в себе самом...
Мне пятьдесят... Переболела ярость,
И уповать на вечность нет нужды.
Прожита жизнь, и подступает старость,
И силы нет для дружбы и вражды.
Я трогаю струну, но то не лира,
И снежный ветер глушит песнь мою.
В пустынном, азиатском сердце мира
Воистину пустыне вопию.
И все, что было прежде, гнев и радость,
Все, что пронес и что в себе несу, -
Не тем ли горьким снегом разгоралось,
Дымилось и мерцало на весу?
--------
Е. Курдаков
Есть игры и жизни... Однажды в игре,
Высокой, нездешней, поймешь безотчетно,
Что играми движет стихия расчета,
А жизнь простодушна, как дождь во дворе.
Как дождь этот легкий у чьих-то ворот,
Светло и бездомно травой шелестящий,
Свободно летящий, в тот мир уходящий,
Где нет ни расчета, ни выгод, ни льгот, -
Где школа живого твердит издавна
О вечно бесплодной тщете своеволья,
Где в поводыре не нуждается доля
И цель не бесцельна, хотя не видна...
Без цели, без школы, без поводыря,
И волен, и легок, - но что ж так печально,
К далекой игре прикоснувшись случайно,
Твердишь, что и это, быть может, не зря?
Не зря эти сходы, и споры, и взлет
Летучих прозрений, азарта и воли,
С уменьем играть, с ощущением роли
В игре, где все те же и риск, и расчет, -
Где козырем ходят, прикропленным впрок,
Где самозабвенно тасуются судьбы,
Где крапленой карты никто не осудит,
Была б она мечена к делу и в срок, -
Где к ночи задремлют партнеры, и дом,
Игрой оглушенный, уснет утомленно,
И станут слышны отдаленные стоны
Живого ночного дождя за окном, -
И струи по грифельной глади стекла
Стекут, осветляя туманное что-то,
Как будто бы вечно смывая расчеты
Беспроигрышных игр...
Это жизнь подошла.
--------
Кирилл Ковальджи (1930 - 2017)
Суждено горячо и прощально
повторять заклинаньем одно:
нет, несбыточно, нереально,
невозможно, исключено...
Этих детских колен оголённость,
лёд весенний и запах цветка...
Недозволенная влюблённость -
наваждение, астма, тоска.
То ль судьба на меня ополчается,
то ли нету ничьей вины:
если в жизни не получается -
хоть стихи получаться должны.
Комом в горле слова, что не сказаны,
но зато не заказаны сны:
если руки накрепко связаны -
значит, крылья пробиться должны.
--------
Кирилл Ковальджи
Не окликай. Они,
по воздуху ступая,
в кривых мирах - как луч,
мгновенный и прямой, -
лунатики любви,
уверенность слепая,
что нет ни этажей,
ни бездны под ногой.
Неведеньем судьбы
их на ночь награждает
высокая луна,
чьи сети нарасхват;
а кто прозрел - не спит,
кто все соображает -
тот с ужасом глядит
с балкона на асфальт.
--------
Кирилл Ковальджи
Ничего не хочу!
Ничего не хочу!
Я открыл эту радость под старость.
Ничего не хочу.
Замечательно, что не хочу,
что по телу течет и течет
золотая усталость,
заливая года,
как оплавленным воском свечу.
Тишина заплела
в убедительном вечном повторе
все, что будет и есть,
с тем, что было когда-то давно...
Ничего не хочу -
повторяет усталое море,
убаюкивает
перед завтрашним штормом оно.
--------
Кирилл Ковальджи
Новый год
Невидимый порог,
придуманный, условный.
Твержу: не паникуй -
порога просто нет...
Но маета души,
но сердца стук неровный -
запутался в себе,
на свой ступаю след.
Мне жаль себя и вас.
В скафандрах одиночеств,
по камерам квартир,
в границах государств,
дальтоники любви
и пасынки пророчеств,
пугаемся врачей,
больные от лекарств.
Когда б душа всерьез
хотела быть счастливой -
не стала б, замерев,
глазеть на календарь,
где лишь обратный счет
с обратной перспективой
накликаешь себе,
как отреченье - царь.
Мгновение - твое,
ты в нем богаче Креза,
вселенной равносущ,
мирам равновелик.
Бессмертие и смерть -
всего лишь антитеза,
клубок противоборств
и таинств маховик.
За окнами - судьба,
как города громада.
Я ей в глаза смотрю
отсюда, изнутри,
и белыми, как ночь,
штрихами снегопада -
лучами вместо струн -
играют фонари.
--------
Юргис Балтрушайтис (1873 - 1944)
Весна не помнит осени дождливой...
Опять шумит веселая волна,
С холма на холм взбегая торопливо,
В стоцветной пене вся озарена...
Здесь лист плетет, там гонит из зерна
Веселый стебель... Звонка, говорлива,
В полях, лесах раскинулась она...
Весна не знает осени дождливой...
Что ей до бурь, до серого томленья,
До серых дум осенней влажной тьмы,
До белых вихрей пляшущей зимы?!
Среди цветов, средь радостного пенья
Проворен шаг, щедра ее рука...
О яркий миг, поверивший в века!
--------
Юргис Балтрушайтис
Уже вечереет... Спустился туман.
У берега тише шумит океан...
Рыбак, утомленный дневною тревогой,
Плетется с добычей к избушке убогой
И, полный признанья, бросает он взор
На моря родного туманный простор...
И берег уснувший угрюмо лежит,
Одна лишь высокая ива не спит...
Покорная ветру, над шумной пучиной
Качает надломленной бурей вершиной
И шепчется тихо с прибрежной скалой
О вихрях промчавшихся ночи былой.
--------
Юргис Балтрушайтис
СКАЗКА
У людской дороги, в темный прах и ил,
В жажде сева Вечный тайну заронил...
И вскрываясь в яви, как светает мгла,
Острый листик травка к свету вознесла...
Вот и длились зори, дни и дни текли,
И тянулся стройно стебель от земли...
И на нем, как жертва, к солнцу был воздет
В час лазурной шири алый-алый цвет...
Так и разрешилось в пурпуре цветка
Все немотство праха, дольняя тоска...
И была лишь слава миру и весне -
Вот что скрыто Богом в маковом зерне.
--------
Юргис Балтрушайтис
ПРИЗЫВ
Кланяйся, смертный, дневной синеве!
Кланяйся листьям, их вешней молве,
Кланяйся - ниже - осенней траве!
Звонко в горячей молитве хвали
Алую розу, нарядность земли,
Звонче же - ветку в дорожной пыли!
Падай пред солнцем, раскрывшим свой зной,
Славь и величие бездны ночной,
Празднуй и малость песчинки земной...
Кланяйся звездам, что ярко зажглись,
Жарко сверканью зарниц умились,
Жарче на малую искру молись!
--------
Юргис Балтрушайтис
ДРЕВНЕЕ СКАЗАНИЕ
[To Edward Gordon Craig Esq.]
Вначале был лишь сон весенний
И тишина,
И не вскрывался трепет тени
В судьбе зерна...
И в час расцвета, в час зачатий,
Вступая в путь,
Еще без плача об утрате
Вздымалась грудь...
Еще в кругу забвенной неги
Текли часы,
И пили стройные побеги
Алмаз росы...
Но рог, зовущий тайну к яви,
Все звонче пел,
И дрогнул мир в лазурной славе,
И день вскипел...
И - лишь дремавшая у Бога -
Глухой волной,
Вошла великая тревога
В простор земной...
И, тень познав, сквозь трепет боли,
Вилась тропа -
Туда, где меркнет стебель в поле
И ждет серпа...
--------
Юргис Балтрушайтис
Вся мысль моя - тоска по тайне звездной...
Вся жизнь моя - стояние над бездной...
Одна загадка - гром и тишина,
И сонная беспечность и тревога,
И малый злак, и в синих высях Бога
Ночных светил живые письмена...
Не дивно ли, что, чередуясь, дремлет
В цветке зерно, в зерне - опять расцвет,
Что некий круг связующий объемлет
Простор вещей, которым меры нет!
Вся наша мысль - как некий сон бесцельный...
Вся наша жизнь - лишь трепет беспредельный...
За мигом миг в таинственную нить
Власть Вечности, бесстрастная, свивает,
И горько слеп, кто сумрачно дерзает,
Кто хочет смерть от жизни отличить...
Какая боль, что грозный храм вселенной
Сокрыт от нас великой пеленой,
Что скорбно мы, в своей тоске бессменной,
Стоим века у двери роковой!
--------
Юргис Балтрушайтис
ПРОБУЖДЕНИЕ
Светает близь... Чуть дышит даль, светая...
Встает туман столбами здесь и там...
И снова я - как арфа золотая,
Послушная таинственным перстам...
И тайный вихрь своей волною знойной
Смывает бред ночного забытья,
В мой сонный дух, в мой мир еще нестройный
То пурпур дум, то пурпур грез струя...
И длятся-длятся отзвуки живые,
Возникшие в запретной нам дали,
Чтоб дрогнуть вдруг, волшебно и впервые,
Как весть из рая в жребии земли...
И вот мой дух, изгнанник в мире тленья,
Бессменный раб изменчивых теней,
Тоскующе слезами умиленья
Встречает сказку родины своей...
--------
Юргис Балтрушайтис
NOCTURNE
Час полночный... Миг неясный...
Звездный сумрак... Тишина...
Слабых крыльев взмах напрасный,
Мысль - как колос без зерна!
Весь свой век, как раб угрюмый
В опустелом руднике,
Пролагаю ходы, трюмы
С тяжким молотом в руке...
Много в мире нас стучало,
Вскинув горестный топор, -
Мы не знаем, где начало
В лабиринте наших нор...
Все-то знанье - что от века
Миллионы слабых рук,
Точно сердце человека,
Повторяли тот же стук...
Весь удел в тюрьме гранитной,
В сером храме древних скал -
Чтобы молот стенобитный
Одиноко упадал...
Дни идут - пройдут их сотни -
Подземелью края нет...
Только смерть - наш День Субботний,
Бледность искры - весь наш свет!
--------
Юргис Балтрушайтис
ПОЛНОЧЬ
Как Молот, вскинутый судьбой,
Ночных часов пустынный бой
Поет, что будет новый день,
Иной рассвет, иная тень...
Но Тот, Кто мигам бег судил,
Их в нить таинственную свил,
В своей великой тишине
На роковом веретене...
Часы на башне полночь бьют,
Сказанье древнее поют,
Одно и то же в беге лет
И там, где тьма, и там, где свет!
Умолк двенадцатый удар...
И что же - старый столь же стар,
И нищий нищ, как в прежний срок,
И одинокий - одинок...
Правдиво время - верен счет!
Но жизнь проходит, жизнь течет,
Клоня-склоняясь в прах и тлен
Без новизны, без перемен...
--------
Юргис Балтрушайтис
МАЯТНИК
В тягостном сумраке ночи немой
Мерно качается Маятник мой,
С визгом таинственным, ржаво скрипя,
Каждый замедливший миг торопя...
Будто с тоской по утраченным дням
Кто-то, по древним глухим ступеням,
Поступью грузной идет в глубину,
Ниже, все ниже,- во тьму, в тишину...
Будто с угрюмой мольбой о былом
Сумрачный Кормчий упорным веслом
Глухо, размеренно гонит ладью
Вдаль, в неизвестную пристань мою...
Призрак Галеры плывет да плывет...
Дальше, все дальше, все глуше поет
Скорбный и мерный, отрывистый звон -
Шествие Часа в пустыне времен...
--------
Юргис Балтрушайтис
ОДИНОЧЕСТВО
Среди людей я - средь чужих...
Мне в этом мире не до них,
Как им, в борьбе и шуме дня,
Нет в жизни дела до меня...
В дороге дальней им, как мне,
Тужить, блуждать наедине...
Мне в мой простор, в мою тюрьму
Входить на свете одному...
Пока в пути не встанет грань,
Нам всем томительную ткань
Рукою сирой в жизни ткать -
Душою замкнутой алкать...
Звучит по-разному у всех
Один и тот же стон и смех,-
На всех ткачей один станок,
Но каждый сир и одинок...
--------
Юргис Балтрушайтис
ЧЕРНОЕ СОЛНЦЕ
Проходит жизнь в томлении и страхе...
Безмерен путь...
И каждый миг, как шаг к угрюмой плахе,
Сжимает грудь...
Чем ярче день, тем сумрачнее смута
И глуше час...
И, как в былом, солжет, солжет минута
Не раз, не раз!
Мой дом, мой кров - безлюдная безбрежность
Земных полей,
Где с детским плачем сетует мятежность
Души моей,-
Где в лунный час, как ворон на кургане,
Чернею я,
И жду, прозревший в жизненном обмане,
Небытия!
--------
Юргис Балтрушайтис
BEATI POSSIDENTES*
Блажен, чей день лазурным кругом
Облек поля, венчал простор...
Блажен, чей путь проходит лугом,
Где пестрый цвет встречает взор...
Блажен, кто, жизнью ослепленный,
Весь предан мигу, с мигом слит,
По краю пропасти бездонной
Без дум и ужаса скользит...
Блажен, в ком слиты воедино
Случайность жизни и судьба,
Кто с гордым сердцем господина
Свершает горький труд раба...
Блажен, кто, жребий вверив зною,
Избранник Солнца, гаснет с ним, -
Блажен, кто силой неземною
От смертной горечи храним...
*Счастливы имущие (лат.).
--------
Юргис Балтрушайтис
Я видел надпись на скале:
Чем дальше путь, тем жребий строже, -
И все же верь одной земле,
Землей обманутый прохожий...
Чти горечь правды, бойся лжи,
Гони от дум сомненья жало
И каждой искрой дорожи -
Цветов земли в Пустыне мало...
Живя, бесстрашием живи
И твердо помни в час боязни:
Жизнь малодушному в любви
Готовит худшую из казней.
--------
Юргис Балтрушайтис
Ночной пилигрим
Весь преданный жару тоски ненасытной,
Плетусь я по звездам, ночной пилигрим,
Приемля их холод душой беззащитной,
Взывая к их пламени сердцем нагим.
Мерцает их слава, то кротче, то строже,
Великая полночь их сменой полна,
Но сердце, как тайна, все то же, все то же,
И боль кочевая все так же одна.
Лишь вижу: напрасна молитва в пустыне,
Что с бледною дрожью слагают уста,
И горек мой посох - доныне, отныне -
Где выкован череп под знаком креста!
Лишь знаю, что в мире - две разных ступени:
Средь высей - зацветший покой
И в дольней дороге от тени до тени -
Заблудший в смятении разум людской!
--------
Юргис Балтрушайтис
Вифлеемская звезда
Дитя судьбы, свой долг исполни,
Приемля боль как высший дар...
И будет мысль - как пламя молний,
И будет слово - как пожар!
Вне розни счастья и печали,
Вне спора тени и луча,
Ты станешь весь - как гибкость стали,
И станешь весь - как взмах меча...
Для яви праха умирая,
Ты в даль веков продлишь свой час,
И возродится чудо рая,
От века дремлющее в нас,-
И звездным светом - изначально -
Омыв все тленное во мгле,
Раздастся колокол венчальный,
Еще неведомый земле!
--------
Юргис Балтрушайтис
ЭЛЕГИЯ
Мысль в разлуке с вещим сном...
Сердце - в сумраке ночном...
Дождь пустынный за окном...
Свист за дверью, вой в трубе...
Век прожив в пустой борьбе,
Вспоминаю о себе...
Меркнет цвет и гаснет свет...
Ни тревог, ни мира нет...
В миге - много тысяч лет...
Точно я уж вечность жил,
Вечность сетовал, тужил,
Тайне вечности служил...
Ночь... И только мысль во мне,
С тьмой ночной наедине,
Тускло тлеет в глубине...
Тьма... Лишь воет за окном
Все о том же, об одном,
Ветер в сумраке ночном...
--------
Юргис Балтрушайтис
ЭЛЕГИЯ
Уводит душу час в тени
Назад, назад,-
Туда, где ярки были дни
И цвел мой сад...
Пестро менялись звон и цвет
В моих лугах,
И дрогнул в сердце с бегом лет
Бессильный страх.
И вот железный крест готов
Давно, давно -
И плачет сердце средь цветов,
Одно, одно.
--------
Георгий Раевский (Оцуп) (1898 - 1963)
На отдаленном небосклоне -
О, только погляди туда! -
На синем, на державном фоне
Зеленоватая звезда
Слезою крупной и печальной
Дрожит - и чудится: вот-вот
Она во мрак первоначальный
В молчанье полном потечет.
Откуда эта безутешность
Там, где, казалось бы, - одна
Ненарушимая безгрешность
И царственная тишина?
--------
Георгий Раевский
Во всём есть танец: в ветре и в огне,
В траве прибрежной и в речной волне,
И в неподвижном камне при дороге,
И в человеке. Каждому свое, -
И он свое танцует бытие,
Исполненное счастья и тревоги.
Один танцует вещь: прильнувши к ней,
Он носится - то тише, то быстрей -
В слепой и жадной пляске обладанья.
Другой танцует тень: в руках его
Бесплодный призрак, больше ничего, -
Но сладостно его очарованье.
В пределы яви иль пределы сна
Так каждая душа погружена,
Ей не припомнить своего заклятья.
И только ты, танцующий Орфей, -
И этот зримый мир, и мир теней,
И сон, и явь несешь в одном объятье.
--------
Дмитрий Кленовский (1893 - 1976)
Подснежник узкой льдинкою в горсти,
Как та, через которую прошел он.
Еще он весь морозной тайны полон,
Морозной тайны своего пути.
И, пальцы холодя прикосновеньем,
Мне греет сердце медленный цветок,
Который лишь терпеньем превозмог
Всю невозможность своего рожденья.
--------
Д. Кленовский
Как в море камешек простой
И свеж, и чист, и ярок!
Но ты несешь его домой -
И блекнет твой подарок.
И ты ему уже не рад
И отшвырнул... Послушай:
Ну он-то разве виноват,
Что ты живешь на суше!
--------
Дмитрий Кленовский
Расплачиваться надо за вино,
за горсть зерна, за поцелуй беспечный,
за все, за все, что здесь тебе дано!
А за любовь? За ту - втройне, конечно!
Но вдумайся: не стоит ли она
такой опустошающей расплаты?
Она была ведь горячей вина,
необходимее, чем горсть зерна,
и всеми поцелуями богата.
Так не скупись на папиросный дым,
на слезы, на отчаянье, на муку
слепых шагов по улицам ночным!
Плати! Твой ростовщик неумолим:
вот он опять протягивает руку...
--------
Дмитрий Кленовский
Когда осенние года
Позолотят твои утраты -
Как станешь, милая, тогда
Ты ослепительно богата!
Как просияет все, что ты
Не берегла и не ценила,
Как все угасшие черты
И оживут, и станут милы!
Легко отыщут поезда
Все убежавшие вокзалы,
И засверкают города,
Дождем встречавшие, бывало.
А может быть, и я таким
Желанным в памяти предстану,
Что всем обидам вопреки
Опять, опять любимым стану!
--------
Дмитрий Кленовский
Жизнь незаметно, с каждым днем,
Мне всё становится нужнее.
Мы так давно уже вдвоем,
А вот впервой сроднился с нею.
Так в детстве смотришь, не дивясь,
На статуэтку на камине,
И сердца не волнует вязь
Ее давно знакомых линий.
А после как-нибудь возьмешь
И разглядишь ее прилежней
И подпись Мастера найдешь,
Которой не заметил прежде.
И вот особое с тех пор
Ты видишь в ней очарованье,
И для тебя ее фарфор -
Сладчайшей плоти трепетанье.
С тревогой размеряешь срок,
Что ей отпущен быть твоею,
И мыслишь: как я только мог
Всегда не любоваться ею!
--------
Д. Кленовский
Поговорим еще немного
О вечной тайне бытия.
Конечно, до ее порога
Не добредем ни ты, ни я,
Конечно, всем известно это
И примирились мы давно,
Что долгожданного ответа
Нам здесь услышать не дано,
Что мы напрасно сердцем жадным
О вечной тайне ловим весть -
Но как спокойно, как отрадно,
Как важно знать, что тайна - есть!
--------
Владимир Корвин-Пиотровский (1891 - 1966)
ДЕСЯТЫЙ КРУГ
И я сошел безмолвно и угрюмо
В десятый круг. Там не было огней,
Был воздух чист. Лишь где-то меж камней
Мертво блуждали шорохи и шумы.
Вотще смотрел я напряженным взором
По сторонам - ни крючьев, ни смолы
Я не нашел в прохладном царстве мглы.
Здесь ад казался просто коридором.
Под сводами готическими строго
Клубился мрак. Искусная резьба
Венчала медь граненого столба,
Давившего в железный брус порога.
Но, отойдя подальше в глубину,
Заметил я во впадинах гранита
Квадратные окованные плиты.
То были двери - я нажал одну.
Учтивый бес помог мне неохотно -
Робел ли он? Не знаю. Тяжело
Плита осела. Бледное стекло
Высокий вход затягивало плотно.
Как в зеркале предстали предо мной
Две плоскости: паркет оледенелый
И потолок, однообразно белый, -
Два зеркала с потухшей глубиной.
В потоке жидком неживого света
Там чья-то тень, похожая на сон,
Брела понуро. - Тише, это он, -
Шепнул мне бес, и я узнал Поэта.
Затерянный в жестокой тишине,
Он бредил вслух божественным размером,
Но на челе его, как пепел сером,
Жар музыки чумой казался мне.
Порой как будто рядом проплывала
Другая тень. Тогда его рука
Вздымалась бурно, нежная строка
Звенела четким голосом металла.
Но нет, но нет. Невидимые стены
На горизонте замыкали круг,
Здесь умирал без эха каждый звук,
И были все созвучия - мгновенны.
Его стихи струились в пустоту,
Легко скользя по чердаку паркета,
Когда же грань насквозь была пропета,
Она молчаньем жалила пяту.
Так он бродил, без цели и отрады,
Не услаждая слуха ничьего,
И распадалось творчество его
На ребусы немые и шарады.
И понял я. И тайно содрогнулся,
Прижался к бесу в страхе и тоске -
Он запечатал скважину в замке,
Поморщился и криво улыбнулся.
--------
Владимир Корвин-Пиотровский
И всё о нас, и всё о нас, -
Прощальной темы нарастанье,
Вечерней пены клокотанье
(Виолончель и контрабас).
И море в лунном обрамленье
(Каким крылом перечеркнуть?) -
Последний парус в отдаленье
(Когда-нибудь и где-нибудь) -
Но звёзды первые блеснули,
И нежным сумеркам в ответ
Две скрипки дрогнули, - иль нет -
Два сердца, кажется, вздохнули
О том, что поздний вздох - не тот, -
Обрывок ноты безымянной,
Пометка в партитуре странной
Длиннот предельных иль высот,
Иль ускорений знак туманный,
Души, быть может, нежеланный,
Но неизбежный переход
Вот в этот вечер, в эти звуки
Иль в отраженье (навсегда)
Звезды, запевшей в час разлуки,
Слезы, скользнувшей, как звезда.
--------