Работая в школе-восьмилетке учителем, была ещё и пионервожатой, одновременно.
Молодых учителей очень загружали, работали больше на энтузиазме, ещё и библиотекарем была небольшой, школьной библиотеки. Всё было нормально, всё получалось, но пионерскую работу не любила. Может как раз и не было этого пресловутого энтузиазма. Выпущу газету (рисовала сама) в честь Великого Октября, или ко дню рождения Ленина линейку с горном и барабаном проведу и всё в основном. Зато любила устраивать концерты самобытные: шли пешком три километра по лесу, в соседнюю, небольшую, четырёхклассную деревушку, и веселились там, в сельском клубе, с девчонками-старшеклассницами (я у них немецкий язык вела). Ставили, самими же придуманные, мини-спектакли, пели, танцевали. Коронным, нашим номером была песня "Пряха", исполняла я, а девчонки, слегка подпевая, изображали прях, сидя с настоящими прялками. Людям нравились наши концерты, и мы получали неописуемое удовольствие, видя доброжелательность и радушие людей.
Но, было одно но... Вызывал меня директор школы частенько к себе в кабинет и устраивал мне разнос. Недоволен якобы был моей работой пионервожатой. Вечно следил, что я делаю, как делаю. Увидев, что газеты рисую сама, а не пионеры, тоже втык получала, а ещё за то, что не устраивала игру "Зарницу". Вот и вызывал меня время от времени в кабинет. Сейчас мне немного смешно, но тогда было не до смеха: он старше лет на десять, строгий, хмурый, не предложив мне сесть, отчитывал, как провинившуюся. А я стояла перед ним: испуганная, тоненькая девчонка, ни слова не говорящая в своё оправдание.
Мои уроки немецкого языка тоже посещал, но ни одного плохого слова не говорил, видимо не к чему было придраться. Мы с подругой, тоже учительницей, жили в комнате небольшой, прямо, в интернате девчачьем, так он и к нам, в комнату заглядывал и высказывал, что к нам заходят парни, а это случалось очень редко. Возвращаясь назад, теперь думаю: наверно директор был влюблён в меня, вот и приставал по каждому поводу и без повода. А я очень страдала от этого и мучилась.
Задать бы ему сейчас вопрос: "И где теперь эти пионеры и пионервожатые?".
Иногда, с проверкой, приезжал инспектор из РОНО (Районный Отдел Народного
Образования), посещал уроки. У меня тоже был в седьмом классе. Потом, случайно,
от старших коллег узнала, что инспектор похвалил мой урок, что молода (первый
год работала после педучилища), а урок немецкого языка вела очень хорошо. Хотя
уроки немецкого вела только потому, что не было специального учителя немецкого языка.
А потом я уехала с моей малой родины навсегда, посетив её только однажды,
с мужем и маленькой дочкой. Мой милый, незабвенный уголок, мой урман*, между
Томской и Омской областью, относящийся к Новосибирской области, но очень далеко
находящийся от самого Новосибирска. По расстоянию был ближе Томск и Омск.
Урман — лес по-татарски.