Меня к бабушке привезли в два года, после рождения младшей сестрёнки, так как
мама заболела и вместе с ней лежала в районной больнице. Отец уходил на работу,
две старшие сестрёнки — десяти и тринадцати лет в школу, со мной было некому
нянчиться, вот и отвезли к бабушке, за сорок километров от большого нашего села,
в маленькую деревушку, состоящую из одной улицы. Я конечно не помню этот период
времени, только со слов взрослых узнала, что звала соседку тётю Маню мамой. Она
часто приходила к бабушке, привечая меня, и у меня всегда к ней было особое чувство родственности.
С тех пор меня всегда тянуло к бабушке, следующие воспоминания обрывочны. Опять я у бабушки летом, мне неполные пять лет, бегаю по улице босиком, как и все деревенские дети. Через дорогу, напротив бабушкиной избы, стоял дом-пятистенник, на окнах которого были резные, окрашенные в голубой цвет, наличники. У открытого окна всегда сидел мужчина в белой рубахе-косоворотке, с приветливым лицом. Он часто смотрел на меня, бегающую неподалёку, и улыбался. Однажды бабушка сказала, чтобы я отнесла дяде Васе гостинец, сало, пояснив, что он очень хороший, но болен горячкой, (туберкулёзом), с тех пор, как вернулся с войны.
Я с радостью подбежала к растворённому окну и протянула небольшой кусок сала, завёрнутый в белую салфетку, дяде Васе. Он наклонился через подоконник, приняв гостинец, и, улыбаясь, поблагодарил. На следующий день, умывшись и позавтракав, говорю бабушке: "Баба Анюша, дай мне ещё сала, я отнесу дяде Васе". Бабушка
улыбнулась и сказала, что у неё не много сала, чтобы относить каждый день дяде Васе. Я немного расстроилась, поняв по-своему, что буду теперь всегда относить
гостинец ему, настолько мне понравилось это делать.
Наступал момент, что я начинала скучать по дому, родителям и сёстрам. Бабушка писала письмо моим родителям, приезжал отец и забирал меня. Запомнились чётко эти приезды: отец, ещё молодой, красивый, с пшеничными усами, целуя меня, щекотал ими. Я смеялась и понимала как же я его люблю, и как соскучилась. Он всегда привозил мне новые ботиночки и носочки, – это было такое ощущение счастья! Тогда в сёлах нельзя было купить туфельки, ходили летом или босиком, или в ботинках со шнурками.
Приехав на следующее лето, как всегда, к бабушке, я не увидела напротив
растворённое окно и дядю Васю. Спросила у бабушки про него, почему его нет. Она
сказала грустным голосом, что дяди Васи больше нет, что он умер от болезни, от туберкулёза. Я до сих пор помню это чувство, что ощутила тогда. Я заплакала, ещё
не понимая, что такое смерть, и почему его нет.
Уже много лет спустя, как-то, вспомнив его, узнала, что он был ещё совсем молодой, не успевший жениться до войны, парень. Тогда туберкулёз был почти неизлечим.