Прожил я жизнь диким зверем;
Живя убийством, питался горем;
Не давал покоя всем живым;
Чужим я страхом упивался;
И каждый зверь меня боялся.
Однажды, охота затянулась;
Блуждал я долго, осмотрясь;
Следами зверя удавился;
Размером-глубиной я поразился;
Тайги хозяин, охота началась.
Все псы, бросились в погоню;
Все это, я называл игрою;
Трофей желанный меня ждал;
Дикий лай всем возвещал;
Чтоб каждый зверь теперь дрожал.
Но в мыслях лишь одно;
Где-то, родное существо;
Кем я так желал упиться;
И вкусом крови насладиться;
И пред женой мне похвалиться.
Вижу, ему тут хорошо сидится;
И над головой летает птица;
Но в безмятежности таиться;
И никого он не боится;
Но зря, ему зимой не спиться.
И вот уже увидя свой трофей;
Раздался рев предикий;
Сделав точный выстрел;
Спинной мозг пробил;
Победил, но проиграл.
Когда зверь тот обернулся;
Плачем детским удивился;
И сразу вспомнил я;
То юное дитя;
Что взрастил когда-то я.
Уж больно были те похожи;
Как две капли, и все схоже;
Сына мой? Да быть не может;
Глаза большие-карие жены;
Но взгляд сердитый, мой, мужской.
Медведь, внутри вселиким оказался;
Младенцем, он мне показался;
Как в колыбели он качался;
И как весело игрался;
Но лишь меня, он тут боялся.
В онемении держался;
Со своим разумом сражался;
Но вкусом горя удавился;
Жалостью, я тут поплатился;
И содеянным страшился.
Убийством, горем, вдоволь насладился;
Счет пришел, пора и расплатиться;
Пред глазами, не сметное число убитых;
Горе душ, мною незабытых;
Все читал в его глазах.
Но зверь в муках умирал;
Всю силу, я его забрал;
Но лишь страх меня пронзал;
За секунду, он мне много показал;
Но лишь пулей, я его карал.
И я долго созерцал;
Гору мной убитых тел;
Лишь в мгновенье то прозрел;
Чтоб от стыда я тут сгорел;
И обо всем, я горько пожалел.
Я его добил, но не из злости;
Сострадание, не мог его спасти;
На стене трофей последний;
Он стал напоминаньем;
Что я ужасней, всех зверей.