Наши вещи, что созданы телом,
мозгом выверены по пределам.
То, что язвой в привычку вошло,
с изобилием, больше тьму принесло.
Отняло ту возможность игры,
чувств, яркой душевной борьбы.
Там, где письма трепеща она,
пишет ручкой своей до темна.
Всю прилежность и ясность души,
оставляя пером большим.
А потом, почтальон, зарекаясь судьбе,
отправляет стремительно мне,
то тепло, что в бумаге осело,
сердцем тёплым, чувств посевом.
И в душе, оно, опылиться моей,
раздувая паруса седых кораблей.
И на это уйдет не один,
даже пару моих седин…