Колосков,Катанян-друзья В.Маяковского делали вид что у них имеется экземпляр "Дней" Бунинских.Славка Спортсмен(умер молодым)был вхож в семью Колосковых по покупке книг.Я ,после Славки купил остаток Библиотеки Колосковых-дней там не было.
Через Мишу Антокольского,а позже через дочь Зои(первой жены Павла Антокольскуса я был вхож в семью Павла Антакольского и бывал у них не только на квартире на ул.Весненых. Но и на даче товарищества "Советьский Писатель"-Сов-Пис(мо моей аббревиатуре).
После 17-ти мгновений Юлику Семёнову,вхожему в любую власть(он был официальным Чекистом и передал потом дела в "Совершенно Секретно",которым руководил молодой Артём Боровик(он внезапно трагически погиб -вертолёт упал прямо на аэродроме). Правительство построило четыре солидных дачи со сруба для Юлиана, П.Антокольского ,К.Симонова,Боровиков,(у старшего Боровикова была дача рядом под черепицей на Крымский лад".
А вообще эта компания сформировалась сразу после революции-они сняли и сами строили театр Вахтангова.Он был чуток метров на 50-т правее в сторону Праги.
После Революции Власть и КГБ посылала посланцев в ряды русской эмиграции. Первый неудачный опыт с мужем М.Цветаевой-Эфросом.
Он оказался сво среди чужих. Там его упрекали в связях с КГБ. А здесь-с Савенковцами. Его расстреляли-а у Марины тоже "Елабугжская трагедия".Цветаевы-солидная семья Ивана Цветаева построили и благоустроили "Пушкинский музей2 на Волхонке-там была городская свалка.
Но потом семью переселили на ул.Красных фонарей-Писемского(за кинотеатром Октябрь").
Позже агитаторами были Илья Эренбург(самый опытный Европейский житель.)У Бабеля и Вогау(*Пыльняка оказались родственники в Парижах-их расстреляли перед войной в 40-ковых годах.
Третий Толстой(Алёшка-как называл его Бунин),учёл уроки и резко задепутатил вместе с В.Катаевым.Они и депутаты и Герои-остались при деньгах и живы.Шолохов,имея счета во всех капстранах переехал жить в дом за нынешней думой в 1925-29 гг. Потом всё жизнь депутатил и жил на Сивцем Вражке.
А Константин Симонов воевал на Вяземском направлении-жил скромно. И агитировал Ивана Бунина,Куприна вернуться на Родину.(Допишу позже-это черновики как из под автомата-простите за ошибки-исправлю-продолжу).
Материалы с сетей:
Бунин писал:-Все мои письма (ко всем, кому я писал во всю мою жизнь) не печатать, не издавать. С просьбой об этом обращаюсь и к моим адресатам, то есть к владельцам этих писем. Я писал письма почти всегда дурно, небрежно, наспех и не всегда в соответствии с тем, что я чувствовал,— в силу разных обстоятельств. (Один из многих примеров—письма к Горькому, которые он, не спросись меня, отдал в печать.)
Умоляю разных литературных гробокопателей не искать и не печатать моих стихов и рассказов, рассеянных по разным газетам и журналам и никогда мною не введенных в издание моих книг: я многое печатал только по той бедности, в которой часто бывал. Насчет же того, что введено в издание моих книг, я делаю указания.
Иван Бунин
Самое ужасное: заваливают хорошее детским, плохим.
Иван Бунин
К моему литературному завещанию. Париж. 1951 год.
Если будет после меня издание моих литературных работ, то вот мои указания, каково оно должно быть:
Это издание должно быть повторением берлинского издания «Петрополис» (Берлин, 1934 год) с теми добавлениями к нему, кои я указываю ниже.
В это новое будущее издание должен войти отдельным томом мой перевод «Песни о Гайавате» Лонгфелло, текст которого (с моими поправками) взять из парижского издания (Книгоиздательство «Север», Париж, 1921 год).
Отдельным же томом должны быть изданы и три «Мистерии» Байрона, переведенные мною. Этот том должен быть повторением берлинского издания этих «Мистерий» (Берлин, 1921 год).
Из всех остальных моих переводов взять только следующее:
Крымские сонеты Мицкевича (три сонета: «Аккерманские степи», «Чатырдаг» и «Алушта ночью»),
«Годива» Теннисона (по тексту в «нивском» издании Маркса моих сочинений, Петербург, 1915 год).
Из «Золотой легенды» Лонгфелло:
«Рождественская ночь»,
«Очарованный инок»,
3) «Эльза».
Все это, то есть сонеты «Годива» и из «Золотой легенды», разместить (следуя хронологии моих работ над этими переводами) среди моих оригинальных стихов. Стихи и эти переводы — отдельный том.
Какими по счету томами должны идти в будущем собрании моих сочинений «Песнь о Гайавате» и «Мистерии», сейчас, конечно, нельзя сказать. Во всяком случае, они должны идти после последнего тома моих оригинальных художественных писаний. Но что будет в этом предполагаемом последнем томе и какой он будет по счету? Это зависит от того, напишу ли я еще что-нибудь после книги «Темные аллеи» и некоторого другого, написанного мною за последние годы и еще не изданного отдельной книгой (смотри пакет, в котором «Зимний сон» и прочее).
Ввести в это будущее собрание моих сочинений тоже отдельным томом «Освобождение Толстого». Это — после двух вышеуказанных томов (то есть двух томов переводов). Для перепечатки взять исправленный мною экземпляр «Освобождения» — он находится при этом завещании, как и все прочее.
И еще отдельный том — после «Освобождения» — под заглавием «Записи». Материал для этого тома тоже находится в пакетах, которые лежат вместе с этим завещанием.
В маленьком предисловии к собранию моих сочинений, изданному «Петрополисом»,— смотри первый том этого издания,— я сказал об ужасном издании моих сочинений 1915 года (приложение к «Ниве») и выразил твердое желание, чтобы в будущее собрание моих сочинений не было взято ничего (кроме уже взятого мною для издания «Петрополиса») из этого приложения.
Я указал, почему я был вынужден дать Марксу многие из очень слабых вещей, написанных мною в первые годы моей литературной деятельности со всей небрежностью, присущей мне в ту пору, и напечатанных большей частью из-за нужды или по слабости характера:- «Дайте что-нибудь нам!»
— и давал; слава богу, что еще далеко не все дал Марксу — и горячо прошу все это не данное мною не разыскивать по разным газетам, иллюстрированным журнальчикам и книжкам, вроде изданий Д. И. Тихомирова. Теперь думаю, что все-таки кое-что можно взять из «нивского» издания и ввести в будущее собрание моих сочинений как добавление к этому будущему собранию.
Сперва скажу о прозе.
Из второго тома «нивского» издания можно взять в будущее собрание только следующие рассказы: «На край света», «На Донце», «Антоновские яблоки», «Эпитафия», «Над городом», «Новая дорога», «Мелитон», «Костер», «Новый год», «Надежда». Все это печатать по исправленным и сокращенным мною текстам. (Смотри пакет с этими рассказами.)
Из четвертого тома «нивского» издания можно взять следующие рассказы: «Сны», «Золотое дно», «Заря всю ночь», «Илья», «Цифры», «Зеркало», «Белая лошадь» (прежнее заглавие «Астма»), «Маленький роман», «Птицы небесные».—Некоторые заглавия этих рассказов были прежде иные, я их изменил.
Исправленные и сокращенные тексты этих рассказов тоже находятся в вышеупомянутом пакете.
Все это (из II и IV тт.) ввести в собрание, следуя хронологии.
Указания насчет стихов я делаю на книжках («нивских») стихов.
Есть, кроме того (приложенный здесь же), пакет стихов, писанных рукой — эти стихи тоже можно ввести в будущее собрание.
Все — и стихи и проза,— что я не ввожу в это собрание моих сочинений, напечатать, если это нужно, как приложение к нему.
После меня явится, может быть, у кого-нибудь мысль печатать мои письма, дневники, записные книжки. О письмах я уже писал в другом месте («К моему завещанию»): я чрезвычайно прошу не печатать их,— я писал их всегда как попало, слишком небрежно и порою не совсем кое-где искренне (в силу тех или иных обстоятельств), да и просто неинтересно; из них можно взять только кое-какие отрывки, выдержки — чаще всего как биографический материал.
(Если бы нашелся умный и тонкий человек, который мог бы выбрать эти отрывки!) Дневники мои тоже, по-моему, мало интересны (в общем). Их я тоже писал как попало и с большими промежутками. Да и уничтожил я очень большое количество этих записей. Против печатания их, впрочем, не имею такой решительности, как против писем.— Записные книжки можно печатать.
Издать отдельным томом русские и иностранные рецензии и статьи обо мне (начиная с самой первой — И. И. Иванова в «Артисте», не помню, какого года — 1889? 1890?). Но, конечно, взять эти рецензии и статьи в выдержках — как русские, так и иностранные (последние должны быть переведены на русский язык).
Чемодан с этими рецензиями и статьями (конечно, собранными — да и то неполно — только за время эмиграции) находится в Париже. Сохранилось ли то, что осталось в Москве, не знаю.
Иван Бунин.