***21 октября 1983-го
Надолго:
Туруханский край,
Силаткина — приток Тунгуски,
костёр, шалашик, и с утра —
как из ведра.
Послав по-русски
себя и беса, поползли.
Невнятный профиль вдоль болота,
скупой пейзаж чужой земли
да окаянный дождь-сволота.
Да путь как крест: то топь — то гать,
то буреломом — то чепыгой,
то вверьх — то вниз, под перемать,
я да начальник — два ханыги.
Но для меня есть сладкий пункт
в подобном каторжном движеньи:
меня на базе ждут, и ждут
отнюдь не только с уваженьем.
Натаха!
Вечер.
Я — в мечтах,
старшой — угрюмо от природы.
Расположились на кустах
сожрать чего-нибудь по ходу.
И он изрёк:
— Ещё вёрст пять.
Но знаю точно, что бригада
за сопкой есть. А значит, спать
пойдём туда. Поскольку рядом.
— Но мне в бригаду — не резон!
Ведь ты же знаешь — ждёт девчонка!
На кой мне к чёрту этот сон?
— Да ты, сопляк, уже в печёнках!
Так, слово за слово:
разнять,
увы, кому?
Но стихли фразы,
и он, послав,
попёрся спать.
А я, послав,
пошёл на базу.
Нет!
Он пошёл — попёрся я!
Ведь понял через час со смехом,
что нарезаю кругаля:
как говорится, блин, — приехал!
Но брёл.
Покуда, раком встав,
не сообразил, что всё — без толку.
Потом отметил в трёх верстах
упругий звук его двустволки.
Да звук другой —
стрельбой в ответ
вдали сигналила бригада.
Да шёпот свой:
— Какой сюжет…
Скотина. Так тебе и надо…
Короче — час. Короче — пять.
Уже в истерике. До нитки.
Сквозь слёзы. Под ядрёна мать.
На заключительной попытке.
Без сил завыл, свалившись влёт.
Нащупал карандаш с бумажкой.
И тем, кто всё-таки найдёт,
поведал о себе — бедняжке.
Но — отпущением греха —
стих дождь внезапно.
Тут же нервно
услышал, как шуршит река.
Силаткина!
Родная, стерва!
Записку — к ляду!
Поживём!
Откуда только силы сразу?
Спасибо, милый водоём!
Твой бережок —
мой путь на базу!
-- -- --
(ч/б-фотография сделана тогда же,
цветная обработка - 25.04.20)