Божественный

Владимир Бабошин
Смотрю я в зеркало и вижу бога,
Искрой божественною выстлана дорога.
И к свету из бассейна темных вод
Выйдет затворник одичалый, полубог.
И все, что было раньше, все уйдет.
И не страшит меня безумья гнет.
Я аутсайдер, что перепрыгнул ров,
И не осталось ничего человеческого,
В пропасть шагнув бесконечную,
Я страх свой перед бездной превозмог.
Выхожу из пещеры, на камне стою.
Вдыхаю воздух ночной. Цикады поют.
Череп мой обрит и обнажен,
Я подставил ветру свой лик, я вознесен.
Тени танцуют вокруг, и обвивая,
Золотым сияньем меня окружают.
А там, на равнине, великая армия
Стоит внизу и ждет, когда чудо свершится.
И бесконечна пустыня, как одиночество мое.
И бесконечны пески бесконечного моря.
Где бьются стихии, на его просторах.
И топит по-прежнему персов гневное море,
Что я хлыстами так щедро иссек.
Но персы идут, моей покорные воле.
И скоро лавина Элладу сомнет,
И выйду я к бескрайнему морю,
Откуда с брега буду на звезды смотреть.
Но впереди я вижу смерть и дальнюю дорогу,
Одолевают меня сомненья и тревога.
Вьются вокруг, пролетают тени.
И хор нестройный их голосов
Шепчет, взывает ко мне и поет:
Ксеркс, Ксеркс, будь осторожен.
И задумчив царь царей в пустыне своей,
Где застывшая вечность до горизонта.
Где в полете застревают стрелы,
Ибо мертв и недвижен там воздух.
И на краю все дрожит и мелькает мираж,
Как тучи стрел заслоняют солнце,
А в тени сражались спартанцы.
Где бежит ко мне в бронзовом шлеме
Их греческий царь, потомок Геракла.
И летит копье Леонида,
Летит, разрывая реальность.
И рвется кожа ветхою планидой.
Оставляя рану на теле бессмертного.
И это невозможно. И я впервые встревожен.