Мне этот мир не приглянулся сразу.
Когда на свет я только появилась
И в отчий дом была привезена,
Перепугала утром всех родных,
Поскольку за всю ночь не то что плача,
Ни писка не услышали, ни звука.
Под утро, пробудившись в ужасе,
(Ведь приготовились всю ночь не спать),
Решили, что ребенок умер.
Но подбежав, узрели - всё в порядке,
Дитя спало, посапывая сладко,
Проснулась из-за них, как говорят, обдав презреньем,
Снова задремала. На всё и позже я плевала,
Когда в коляске вывозила в скверик мама,
К ней люди подходили часто,
Что жили по соседству, рядом,
И спрашивали: "Ваш ребёнок жив?
Ни разу мы не слышали, чтоб плакал".
И были искренне удивлены.
Я не хотела, видимо, общаться,
Предполагаю, надоели сразу,
И тихо я лежала, их терпя.
В младенчестве изрядно натерпевшись,
Подросши, принялась лупить я всех,
(За годы долгие спанья в коляске,
Сил накопила я, видать, немало)
Особенно девчонок, раздражали
Да и мальчишек, кто не возражали.
При этом папа говорил,
Что всем игрушки я дарила.
Мне нравилась благотворительность.
А в школе быстро образумившись,
Я стала паинькой примерной,
Была сообразительна, не дура
И карьеристкой, вероятно, с детства.
Однако же, бывали срывы,
Как написала в дневнике учила,
Избила хулигана я сосиской*.
*Вероятно, сосиски были раньше более плотными и упругими, поскольку помню хлестала его долго, а он только смущённо улыбался.
Что касается учительницы, её, по-моему, больше возмутило моё неуважительное отношение к продукту питания.