Матрёшку ей подарила много лет назад прабабка, когда она с родителями приезжала к ней в деревню: накануне, несмотря на холодную дождливую осень, там произошёл большой лесной пожар, и пламя перекинулось на близлежащие дома. Дом прабабки тогда почти полностью сгорел.
Она помнит до сих пор, как бродила по пепелищу, закутанная в большой платок, крест-накрест завязанный на спине, и палкой откапывала из-под обгорелых досок какую-то посуду и остатки нехитрого старушечьего скарба. Вдруг из-под каркаса, оставшегося от тахты, выкатился какой-то необычно округлый, дочерна обгорелый предмет. Он был ни на что не похож, и было очень любопытно узнать, что это. Она осторожно взяла его рукой в варежке и так, на вытянутой руке, принесла в дом к тётке, у которой они остановились на пару дней, и где нашла приют погорелица.
Прабабка лежала на кровати. Она почти всё время молчала и только тихо плакала. Когда девочка протянула ей странный предмет, она привстала и, не боясь измазаться, взяла его в руки и быстрым, неуловим движением провернула и разняла на две части: внутри обгорелого чёрного кокона была матрёшка! Целая и невредимая! Каким-то чудом верхний слой игрушки обуглился, но не сгорел полностью, защитив собой и сохранив нетронутой следующую куколку…
Девочка застыла, потрясённая. Она помнит, что тогда Матрёшка показалась ей живым существом, выжившем в пожаре. Прабабка протянула ей расписную фигурку: «Теперь твоя будет. Потом поймёшь». И больше не сказала ни слова…
Конечно, тогда она не придала значения этой истории. Она даже не заплакала, когда через несколько лет узнала, что старуха умерла. Они никогда не общались и не встречались после той поездки, да и вообще родители поехали тогда только потому, что понадобилась их помощь.
Попав в город, Матрёшка поселилась в шкафу, рядом с плюшевым медведем. Шли годы, девочка взрослела, постепенно забросив свои детские игрушки, но Матрёшка так и осталась стоять в шкафу. Сейчас трудно сказать, почему она уцелела. А когда девочка стала совсем взрослой и решила жить отдельно, Матрёшка оказалась единственным воспоминанием о детстве, которое она решила забрать с собой в новую взрослую жизнь.
Она поставила её на тумбочке около кровати и иногда брала в руки – когда было грустно. Нет, Матрёшка не помогала, её просто было приятно держать в руках, она несла в себе ту сокровенную и благостную частицу детства, которая навечно сохраняется в любой старой вещи из родительского дома.
Она помнила, что это был подарок, но со временем это воспоминание отдалилось, и ей стало казаться, что Матрёшка была у неё всегда. От дерева шло неуловимое тепло, и когда она доставала и расставляла по порядку всех кукол, это обычно успокаивало и настраивало на позитивный лад. Фигурок было пять, и она иногда задавалась вопросом, сколько их было изначально? Если семь, как бывает чаще всего, то почему осталось пять, ведь сгорела только одна? Она перебирала их в руках: куколки явно были старинными, на лаке виднелась сеточка трещин, дерево внутри фигурок потемнело от времени, но все они, даже самая миниатюрная, были очень изящно и тонко прописаны, и вязь завитков на лаковых округлостях можно было разглядывать бесконечно…
Больше всех она любила самую маленькую матрёшку. Та была самой младшей и самой защищённой из всех. Глубже все спрятанной, самой крохотной и одновременно самой главной: как сердцевина, как суть сути. Как то, самое значимое, что нужно понять, преодолев преграды и отворив все нужные двери, и, может быть, чтобы добраться до этого главного, нужно прожить несколько жизней за одну…
…Это был один из осенних мрачных серых дней. Именно в такие дни обычно случается что-то нехорошее. Но то, что случилось с ней, не было нехорошим. Это был конец счастья. Крах доверия. Предательство. Подруга твердила, что это лишь крушение иллюзий. Опыт. Но она точно знала – это конец счастья и, значит, конец всего, что имело смысл в этой жизни.
Она долго шла пешком, не видя ничего вокруг. Привычный путь домой показался ей длинным, как бесконечный тоннель. В квартире было темно. Она ощутила тонкий запах костра и подумала о том, что дворники опять сжигали опавшую листву. Есть не хотелось. Даже в душ не хотелось. Хотелось лечь под одеяло, укрыться с головой, не оставив ни единой щёлки. Завернуться, как в кокон, и, наконец, почувствовать себя в безопасности. Защищённой. Спрятанной.
Она пошарила рукой на стене и зажгла свет. Бросила сумку на стул, расстегнула пальто и шагнула к кровати…
На тумбочке стояла чёрная обуглившаяся Матрёшка.