- Сколько можно? Остановись...- говорит моя прямолинейная подруга Аня. Она для меня как дождь, как из ушата, услышать ее, для меня это важно. Я понимаю, нельзя же так смотреть на мир, через розовый конфетный фантик.
А я смотрю и влюбляюсь снова и снова. Сама не зная почему.
Первой моей любовью был Андрюшка.Он белобрысый и у него такое лицо улыбчатое и к тому же челка густая и ровная. Мы играли, ссорились, он меня защищал, иногда даже дрались с ним, но в основном дружили мирно и весело.
Перед глазами кадры старого кино, пленка на бабине крутится, пощелкивает посторонними тресками. А я все мотаю ее и смотрю завороженно. Кино то мое, теперь мое, а было наше.
Зимний вечер. Наша тихая Озерковая улица в Петергофе заснеженном.
Андрюшка задрав голову кричит меня звонко, занавеску на окошке дернула, смотрю стоит внизу. Шубку на плечи и по лестнице с третьего этажа несусь, перепрыгивая ступеньки.
Открыла дверь темно бордовую нашей парадной, в ней тепло,батареи чугунные шпарят, а в приоткрытую щель двери клубами мороз, лицо обжигает.И в мои ладошки ледяными пальцами своими Андрюшка кладет карамель дюшес. Смеется и убегает, скрипя валенками по рыхлому снегу. Он живет в соседней парадной и он мой жених.
Мы живем уже в Ульянке, я взрослая почти. Мне 11 лет. В нашем новом доме свет еще не провели, газ не работает, а мы уже переехали и мебель вдоль стен расставили.
Родители на работе, братишка в садике, что за углом нашей пятиэтажки. Я болею и не в школе. Сегодня мне выписываться идти вечером.Мама рубль оставила, чтобы в столовой за три остановки поела, по пути и хлеба с маслом купила. Еду на автобусе, пальцем дырочку по замороженному инеем стеклу растопила и гляжу в окошко.И он едет, передо мной сидит на сидении.Заметила его, худой словно жердь и глаза черные угольки.Я раньше вышла, но уже влюбленная и истории сочиняю про нас.
После узнала, что живет в соседнем доме, он старше и в моей школе учится.Но дурак и двоечник, а я хорошистка и умная. И представляю, как на поруки его беру.
Имени его не знаю, а фамилия под цвет его глаз, Воронин.Я наблюдала за ним из окна.Его окна напротив, на первом этаже паралельного дома. Видела как он ест на кухне и в мыслях пекла ему торт. А он даже не знает про меня.
Будучи классе в девятом, я тайно влюбилась в Рабиновича.Он такой огромный, говорит трубой грамофонной и картавит.А мне нравится.Конечно он не знал, что я вздыхаю по нему. Душу Ане изливаю, она хохочет, а я следом за ней. Ну как можно влюбится в несовершенного и такого дылду? Вот уж не знаю.
А моя любовь к Аниному двоюродному брату была тоже наиглупейшей.Он ведь старик, он уже в армии служит. Мы с Аней, завязая в снегу по пояс, через лес пешком идем его проведать в Стрельну. Добрались, когда уже стемнело, его вызвали к нам, он в шинели и от него пахнет табаком. А у меня в запасе уже сцена войны. Он раненный, а я его спасаю. Но он же знать не знал, что я санитарка влюбленная.
Деревенская моя любовь, долгая дорога, длиной в зимы и весны. Письма, ожидания их в конвертах. И маленькая звездочка, которая светит лишь нам двоим на всем белом свете. Ты помнишь, Миша? Если задрать голову и посмотреть на звездное небо.Она все еще там,спрятанная за ковшом Большой медведицы, памятью светит и нашей далекой любовью.
Берег Буга и Олежка.Он всегда хочет быть более взрослым и воображает, а я остаюсь маленькой девочкой и смеюсь. Любовь ли? А может добрая дружба, пронесенная через года.
Мой муж, какая я уже большая. У нас сыновья. Мы такие счастливые. Я даже больше.
И почему я брожу в одиночестве душевном, почему теперь две дороги, а не одна? Идем не вместе. А плохое я не помню, лишь уроки. Помню лишь хорошее и доброе всегда в сердце.
И можно ли снова начать дышать? И старость ли это? Ведь этого быть не может. Мне 50 весен и зим и я люблю. И меня любят. Все по честному. Теперь удержать и не отпустить, себе оставить, спрятать глубоко, мечтать и не считать года.Их хватит на двоих. Наши...что остались. И помнить и снова чувствовать...просто любить.Это окрыляет. И как здорово...не просто любить, но и быть любимой.
Аня рада за меня, вернее за нас!