И в этот год опять шёл дождь на Рождество.
В мечтах о холодах снег был покинут белизною,
а Новый год, боясь упасть, входил на торжество
по тающему льду, покрытому водою.
Не видно было звёзд за пеленою облаков,
одна луна, набравшись смелости, порою
смотрела вниз, прорвав их тел сплошной покров,
и на лице гримасу отвращения состроив.
Под этот тусклый взгляд в больной вселенской мокроте
моё окно, давно немытое, покрытое слезами,
закрылось штор платком, забыв о красоте,
не раз показанной декабрьскими ночами.
А в комнате ничто и не видало красоты.
Бутылка коньяка в немом оцепенении,
стояла на столе и ожидала пустоты,
совсем забыв про чувство самосохранения.
Но пустота как дым давно проникла сквозь заслон
личины разделявшей неуверенность и силу,
а ровный свет свечей и тени создавали фон
волне отчаянья, что разум охватила.
В сознанье пьяном нож и вены на руках
соединялись – вязко, тягостно и нервно,
кромсая жизни страсть и подавляя страх.
Ах, сколько мною было сделано... неверно.
А Новый год стоял в дверях с усмешкой на губах.