Когда война лишает крова,
И ощутим итог потерь,
Всей беспризорщине дворовой
Уже открыта настежь дверь.
В сыром холодном переулке
На пару, всем смертям назло,
Едим ворованные булки,
Смеёмся, дескать, повезло.
Серёга – друг мой худощавый
С прищуром смотрит на меня,
Он рад отличному началу
Простого нынешнего дня.
Да я и сам такой счастливый
И даже важный, как гусак.
Жую себе неторопливо,
Чтоб не сводило мой курсак*.
Уже не слышен лязг металла
На всех военных рубежах,
Но хлеба очень не хватало,
А мы росли, как на дрожжах.
Нам не игралось и не пелось, –
Худой военной детворе,
Лишь постоянно есть хотелось,
Особо в сером ноябре,
Когда к сердцам от самых пяток
Тупая боль змеёй ползла,
И с ней, вражиною заклятой,
Бороться только смерть могла.
Мы эту боль в себе таскали,
Как мыши с поля колоски,
Глушили редкими кусками,
Когда отыщутся куски.
А нынче круто подфартило,
Голодный сможет нас понять.
Двух чёрствых булочек хватило
Тоску утробную унять.
Мы ночевали под котлами,
Кипели смолы в них давно,
А над Рейхстагом стихло пламя,
В котором детство сожжено.
*Курсак (разгов.) – желудок
© 2019, Терентьев В. Ю.