Или сбежать, где страсти пребывают в кризе?
Стать офицером русской армии – в престиже?!
Один из тех, чей прежний дух побед унижен
От торжества казацких войск в Париже?
С приёмом света закружилась голова –
Балы, веселье, пьянки до утра…
Тогда ещё французы были в моде,
Но относились к ним всё чаще свысока.
Гораздо ниже чтили их в народе:
С презреньем «р» картавя, шугали со двора.
Шуршащий лепет вносят на «подносе» …
Чей прячется там лик коварный?
Как вечный странник на утёсе
Стою. И стелятся внизу туманы.
Похоже, что не я пишу,
Мой стих значительно богаче,
Но выбрать из того, что нахожу,
Для разума звучит удачей.
Кому навеять слухи легче, –
Писакам серым, ушлым при дворе,
Тем, в ком глаза юлят при встрече,
Иль тем, кто стойко ждёт с обидой на тропе?
Я лично бы не смог быть тем или иным;
Обиды не храню. Я в ярость прихожу,
Когда хорёк бульварный, заядлый аноним,
Воняет, торжествуя, про то, что я пишу
И где, или откуда, сюжеты нахожу.
Причин так много для обид:
Сказал не то, взглянул не так,
Но хуже, когда недруг оскорбит
В письме, проняв, что злой ты гей – маньяк…
Кружу как конь с поникшей гривой,
Вбираю ветры злобные в себя;
Тут действовать пора. Начну с архива,
Там записи последних лет пяти…
Копились в стопки, миг не торопя;
Быть может проще им сейчас уйти,
Чем завтра тайной стать к исходу дня?
Читать не стану, времени в обрез,
Камин управится – вспылает, ярче свет…
Там чтиво вольное, нет слов «барон», «Дантес»,
Крамолой может стать, когда кого-то нет.
Так много написал, ношусь как заводной.
Порядком подустал. Перо зовёт, постой!
И вновь лечу к столу, присев, пишу, пишу…
Из прошлого картины брызжут наяву.
Я вскакиваю вслед и роюсь, и брожу
В событиях, таивших клевету.
Тут сбой объявился, тьфу, сохнет перо:
Ход мыслей сменился иль с темой не то?
Долги подкачали, отвлёкся на них –
Они суть печали, мой рынок притих!
Кто здесь помогает, продажи мизе;рны,
Тираж иссякает, но медленно, скверно.
Хоть сам разноси свои книжки по свету –
До этой возни унижаться поэту?!
Не в грошах помеха – народ не читает,
Тут, может, кто сверху читать запрещает?
В книгмагах за полками прячут творенья;
На просьбы: «Мне Пушкина», – «Нет поступленья».
Долги нависают: поместье в опале,
Отец не участвует в этом кошмаре;
Достойно семью содержать всё труднее,
Издательства жмут на оплату скорее.
За что-то, кому-то ускорить расчёт,
А денег всё нет, зависает отчёт.
Надежда тепли;тся, я выход найду,
С дуэлью покончим и приступлю.
При неудаче, её я не жду,
Но обращенье к царю напишу.
Трудно признаться душе и уму,
Что буду с мольбою писать я к нему.
Снова сюжеты внутри карусели,
Долги переспели, думы созрели.
Скорей бы, скорей бы, ну где же ответ?
Пришёл от Дантеса скандальный привет?
Слащавая рожа, объект – Натали!
Заблудший вельможа? На бал привели?
Откуда он взялся на этом балу?
Монархии клялся, представлен царю?!
Геккереном звался, французский снобизм?
В Россию подался, в абсолютизм.
Французский посланец в монаршей среде?
Служебные шансы влиять при дворе?
Дневник полистаю, и снова хожу –
Из прошлого тайны встают наяву.
Он на; фиг не нужен, в кого мне стрелять,
Мой гнев не разбужен, но речь не унять.
Ничтоже сумняся, назойливый взгляд
Направлен к Наташе от лика до пят!
И нагло при встрече, неважно какой,
Вгрызается в плечи и видит нагой!
А может, кто правит им в этой игре,
И ставки поставит на ярость во мне?
А думы в смятеньях, что ждет впереди,
Довлеют сомненья, как будут они:
Как дети узнают? Как примет жена?
Уверенность тает, вскипает душа…
Стрелять не хочется – дуэль дурная,
Но чем закончится, никто не знает,
Произойдёт ли что – судьба права,
Поймёт ли кто, с чего вражда?
Темно за окном, всё сижу и пишу,
Сколько уж лет ночью рифмы ищу.
Строки бегут от дневной суеты,
В строфы заходят вернее в тиши,
Но тема не та сегодня, сейчас,
Нужно соснуть хотя бы на час.
Сковано тело, нервы сдают,
Мысли взбешённые голову рвут.
Друзьям и мне инкогнито вручили
Зловонный пасквиль в сдвоенном конверте;
Меня в нём рогоносцем окрестили,
Застукали, мол, Натали с Дантесом
В каком-то энном кабинете,
Где лишь кровать стояла с креслом,
В квартире дамочки, известной в Свете.
Текст пасквиля исполнен по-французски,
Но в адресате почерк женский, русский.
Пусть ищет Соллогуб по связям в будуарах,
А в подготовке и на месте, то Данзас.
Царь знает обстановку в кулуарах,
Но прячется пока пассивный педераст.
Пора поставить точку. Раз и навсегда!
Иссякнет ли тогда придворная молва?!
Я верю жёнушке своей! Бог подтвердит.
Не может внутренне она предать любовь,
Что, вмиг возникнув, к вечности летит,
Меня пленяя несказанно вновь и вновь.
Каким бы именем её ни назови,
Всегда душой чиста, мила, покорна;
Наташа, Ната, Наталья, Натали,
Моя прекрасная смуглая Мадонна,
Чуть реже была Таша, как звала родня,
Бомонд сходился к имени «Психея» –
Императрица так с любовью нарекла;
Что до эпитетов – их галерея.
Любил я возгласы: «Красавица и гений»,
И гордостью пылал, забыв про тени,
Где подозрительность и мнительность дышали,
Вострили взор и ложь распознавали.
Уж года три, как я болтаюсь по пустыне
На поисках живительной лощины,
Где мог бы вдосталь я воды напиться
И к разуму творенья обратиться.
Картёжник, нытик, дёрганый дебил,
Так много рукописей зрелых схоронил!
Одно лишь греет душу – Пугача пробил,
И многих своей прозой удивил.
Склоняюсь к слухам – «поступь Геккерена»!
Со свадьбой решено, забудь про Натали;
Любовью к «сыну» бредит Катерина,
И все согласны, даже он, как ни крути.
Проект идёт удачно, что ни говори.
В нём Соллогуб с Жуковским дюже помогли:
Я, приняв соучастие, вызов отменил –
Со свояком стреляться, да Боже упаси!
Но тут опять в «корзине» я пасквиль получил!
Какой же гнус! Пожар от ярости в груди…
Продолжение следует ...