Призрак моих потревоженных снов
Смотрит в стекло в темноте заоконья
И, с отраженьем творя беззаконья,
Словно в насмешку, повесил улов:
Белой рубашки крахмальный манжет,
Шёлковый лацкан с петуньей в петлице,
Мелко исписанный угол страницы,
Стрелки тенями связавший брегет,
Тонкий монокль с половиной лица,
Вырванный лунным лучом из контекста
Снежный комок, так похожий на тесто,
Хвостик ухмылки в зрачке хитреца...
В лепке фарфоровой мой vis-a-vis -
В тщете проникнуть сквозь прочность раздела
В мир, где ночная пичуга пропела
В шелесте листьев признанья свои,
Никнет к стремнинной стеклянности глади
С чёрным провалом ночной глубины.
Жадному взгляду сквозь глянец видны
Лёгких туманов жемчужные пряди.
В свете неярких диодов небесных
Стены раздвинули мерность пространств.
В раме проёма тускнеет шафран,
Кобальт, густея, стекает отвесно.
Елей припухлость за спинкой дивана,
Тучные пуфы подобны холмам.
Воздух насытил манящий бальзам
Прелой листвы из лесного кальяна.
Столик журнальный с озёрною рябью,
В вазе - метёлками стройный камыш,
Внемлет мелодии чувственной тишь,
Нитью с «винила» стекает: “I love you...”.
В кресле глубоком, укрытая тенью,
Образом женственным с флёром стиха,
Та, чья душа лепестково легка,
Чья недоступна любовь отраженью.