Во тьме кабацкой, нелюдим,
Теряя счёт часам и суткам,
Я, непонятен, но любим,
Читаю что-то проституткам…
И улыбаются оне,
И разливают по бокалам,
Чтоб та, которая в вине,
Им что-то важное сказала.
Я не забвения ищу,
Не лесть, приятную для слуха,
Не веселюсь и не грущу –
Я жажду гроз в пустыне духа!
И вдруг в предутреннем чаду,
Проста, но очень нелюдима,
Трезвоня что-то, как в бреду,
Ко мне явилась серафима.
Щебечет – слов не разобрать
Лишь тем, чей слух не слишком чуток.
Но в ней особенная стать,
Особо – в это время суток.
Когда объяты крепким сном
Кому не ведомы пороки,
Тогда в отечестве своём
Во тьму рождаются пророки.
И в самом страшном из времён,
Когда судьба невыносима,
Вещают тем, кто не спасён –
Вплоть до открытья магазина.
Куда ж ты мчишься, Стройка-Русь?
Кого и что ты вечно строишь?
Сказать едва ли я возьмусь…
Но всё – не то, тут не поспоришь.
Когда проснется люд честной
Из глубины души потопа,
Пристанет к Арарату Ной
И двинет дальше автостопом,
Когда взойдет Полынь-звезда
Над Вифлеемом с Хиросимой
В рассветном небе, лишь тогда
Уснёт до ночи серафима.
Усну и я, но до поры,
До новой эры человечеств,
До новой, Вешней Детворы,
До новых неземных Отечеств.