I
Прозваньем единым её опиши,
Соитие чувств, всех, что сердцу подвластны,
Бездонных глубин самой низменной страсти
И полных забытым дыханьем вершин…
В пучине простора, безвестно давно,
Где скалы перстами ко звездам воздеты,
В немой колыбели меж явью и сном
Рождался еще один ветер…
Ты знаешь, беспечны бывают ветра,
Из них лиходействами многие славны,
Ветра, своеволием рамки поправ,
Порою в мученье находят забаву,
Когда распаляя стенающий хор,
Им чествуя тщетность стараний бессильных,
Усеют поля первозданного вскорь
Однажды былого соленою пылью…
И душу, шутя над тоскою ночной,
Вдыхают живым дуновением в древа,
Чьи когти, просительным стуком в окно
Лишают покоя дитя, что им внемлет…
Ты знаешь, что ветры бываю в те дни
Желаннее всякого позднего гостя,
Когда, во свидетельство солнца, они
Лжецарство дождя восвояси уносят,
Когда паруса наполняют собой,
Влекущие к сердцу, забытому где-то,
Его понукаемый близостью бой,
От чуждых дремот потревоженный трепет.
И жатвой, укрывшись накидкой ночной,
Обходят с призывною песнею земли,
Ища души тех, кто отринет покой,
Гоня за порог то дитя, что им внемлет…
Но ты не вкусишь, сколько мир многолик,
В очах, что к нему не питают пристрастья,
И крыл, что свой взмах не замедлят на миг
И силы не знают, кой это подвластно.
…В пучине простора, безвестно давно,
Где скалы перстами ко звездам воздеты,
В немой колыбели меж явью и сном
Родился еще один ветер.
II
Прозваньем единым её опиши,
Соитие чувств, всех, что сердцу подвластны,
Но тысяче слов меж собою согласья
Вовек не сыскать, как порывам души…
В том ветре отроду укрылся изъян,
Не ровнею был своим братьям он словно:
Он крепче свободы безбрежной был пьян
Любовью к творению плоти и крови.
Та дева, деревни предгорной дитя,
У глади пруда утаиться любила,
И первым же взмахом, едва отрастя,
На пенье ее повлекли его крылья.
В такт сердц учащались свидания их,
И пруд молчаливый был верен их тайне,
Где дети миров, меж собою чужих,
Сплели свои судьбы во дружбе престранной.
Ласкал ее тело он тысячей рук,
И тысячей уст ей шептал свое слово.
Под небом багровым, взвихря все вокруг,
Ее провожал до порога родного.
Но бремя разлук тяготило крыла,
Безумной мечтою главу наливая:
С ней об руку, бренные дни отпылав,
Туда изойти, где ничто станет раем.
Часы стали пищей терзаньям, и вот,
На миг изумив даже время самое,
На землю спустился властитель высот,
Прыжком рассудив споры страха и воли…
Ты знаешь, не видывал свет существа
Чудесней любимого чада свободы,
Что речи мечтателя явью назвав,
Смеётся в лицо тем, кто жизнью бесплоден,
Но только отведает стоп его твердь -
Бесплотностью тотчас от ока сокрыт он,
И всяк мимохожий, отныне и впредь,
Дыханием праздным до дна его выпьет…
Он вдруг осознал, сам себе став постыл,
Что вкус ее губ для него был запретен,
И рук непослушных немые персты
Искали ее косновения тщетно…
…Она, осмотревшись, плечом повела,
И вспомнила, что заждались ее дома.
И он удалился, туда, где скала
Однажды была колыбелью укромной…
III
Укутанный грез покрывалом до пят,
Свой стан уютив, что младенец в утробе,
Спал ветер… с рассветом, не глянув назад,
Ступил в пустоту он, слезе уподобясь.
Скитаниям дальним поверил себя,
Иль канул, сложив свои крылья покорно,
Но только царит с того самого дня
Удушливый штиль над деревней предгорной…