Никогда я не вёл донжуанский дневник,
Без того не обижен судьбою,
Липли дамы, как пчёлы на торт-медовик,
Только не было это любовью.
Был вчера я с одной, а сегодня с другой,
Не ходил на свидание дважды,
Про себя твердо знал: не сойдусь ни с одной,
Только ёкнуло сердце однажды.
На конечной она с гордым видом вошла
Был на ней темно-синий беретик
Снизу вверх на меня строгий взгляд подняла:
Проездной покажите билетик.
Был билет у меня, только я вдруг застыл,
Оробел, онемел как-то сразу,
Разевал глупо рот, как большой крокодил
Потеряв вместе с голосом разум.
Гражданин, вы оглохли? Прошу предъявить,
Документ ваш на право проезда
Если нет проездного – придется платить,
И юлить тут со мной бесполезно.
Ни к чему, гражданин, мне на жалость давить
И буравить меня грустным взглядом,
Раз не хочется вам добровольно платить,
Так пройдем до участка! Тут рядом!
Я залез в портмоне, молча деньги достал,
И отдал их бедовой девчонке,
А в душе твердо знал, что навечно запал,
На веснушки и длинную чёлку.
На надменный прищур тех ореховых глаз,
От которого голову сносит,
На коралл пухлых губ, черных кудрей атлас
И на маленький с родинкой носик
С той поры не бывало ни дня,
Чтобы мыслей о ней не лелеял,
А она всякий раз штрафовала меня
И считала немым дуралеем.
Только заяц во мне быть безмолвным устал
Рот открыл и судьба изменилась,
Протянув проездной, её замуж позвал,
И представьте, она согласилась.
Что же ты, мой зайчонок, так долго терпел,
Неужели, во мне та причина,
Даже женская стойкость имеет предел
Мой любимый, но робкий мужчина.
Никогда я не вёл донжуанский дневник,
Без того не обижен судьбою,
Липли дамы, как пчёлы на торт-медовик,
Только не было это любовью.