Для меня стало отвердевши важным найти покой, скинуть суетную пелену со своего каждого дня, надеть на плечи рюкзак радости и, улыбаясь, подниматься в гору своего счастья. Как же это стало вдруг многозначительно. Работа и жизнь, прошедшие в бессмысленной мгле, теперь и есть пустота, не имеющая осязаемого смысла и, главное, душевности, - он кричал этими глухими мыслями на всю квартирку, рассыпая себя и рассыпаясь сам.
Затем неопрятно переставил свои идейки, опрокинул душу на плечо и уставился на своё изобретение.
Отлично, - подумал он, - господи, как же это хорошо, я придумал то, что хотел.
На столе лежала маленькая трубочка с окуляром, глядящим своим большим глазом в стену запыленной комнаты. Он схватил её, нежно перебрал ладонью и вышел вон, добрался до машины, проехал какое-то глупо-неосязаемое расстояние, вышел, достал свою трубу и направил её окуляр в сторону пустыря, где днём шла стройка, а сейчас два железных крана увесисто и носато смотрели на юг и на север.
Изображение в окуляре стало другим. Девушка с каштановыми волосами аккуратно прижималась к молодому человеку. Луна только восходила, а Солнце еще почти не спряталось. Стройки не было, поодаль стояли три дома, старых, унылых дома, а деревья ещё были здесь - огромная липа и много, много берёз. Она целовала, он целовал.
- Я люблю тебя, - задребезжало в окуляре.
- Я тоже.
Он опустил своё изобретение ниже пояса, посмотрел ещё раз на то, что видели его глаза, всхлипнул и ринулся дальше. И так везде, куда бы он не наводил свой окуляр, воспоминания рассекались и стрекотали, рисуя картинки, создавая иллюзию счастья, счастья того момента, которым он жил когда-то на тех или иных местах города, именно так и тогда, когда и как было хорошо. Он судорожно метался по всем районам, где-то задерживаясь дольше, а где-то, от скоротечности чувств своих он просто и легко улыбался. Изобретение работало, всё, что было, всё, что когда-то с ним происходило попадало в окуляр и рисовало изображения прошлого, кувыркаясь и падая, теряясь и исчезая.
Он объездил многие перекрёстки, закоулки души, остановился на пустыре, уставился в восходящее солнце, сбросил пиджак, сел на траву и взбодрил себя пустотой, расстилающейся в тишине ещё текущей жизни, в безмолвии утраченных лет, в уверенном смысле и потерянном я. Он пропитался болью и нежностью, он упал в своих желаниях и чувствах, а окуляр всё также крутился вокруг его памяти, ничего, ничего не давая взамен тех вспышек любви, что он видел в нём.
Звезда по имени Солнце упрямо и в очередной раз легла на горизонте, спрыснула светом, уставилась в синее небо и сказала, что я здесь. Он скинул с себя пространство, посмотрел на окуляр - своё изобретение, жалкое, теперь жалкое изобретение, улыбнулся, скомкал эту трубку и бросил её на асфальт, разбивая всё и себя вдребезги.
SH