В ту ночь мне снились голоса –
Бездомные, глухие,
Не взятые на небеса
По прихоти стихии.
С трудом пронизывая тьму,
Они, хрипя, дрожали,
И вряд ли помнили кому
И где принадлежали.
Одни фальшивили слегка,
Под стать самой эпохе,
Другие прямо с языка
Растаскивали крохи.
Бог весть кому, Бог весть о чём
Они плели для смеха,
Притом, что каждый обречён
Переродиться в эхо.
Однако были среди них
Не сплетники и хамы,
А те, кто честен, чист и тих,
Как плач шута из драмы.
Они чуть вкрадчивее тех
И чуть замысловатей,
У них, по сути, даже смех
Грустней и виноватей.
И я сочувствовал сильней
Вот этим – удручённым,
Которым горше и больней –
Надрывным, обречённым...
Но всё же, если голос мой
Покинет это тело,
Мой прах ему прикажет: «Пой
До самого предела!
Где б ни окончился полёт
В глухой и злой Отчизне,
Пусть он хохочет и поёт,
Как я не смел при жизни!»