ТЫСЯЧЕЛЕТИЕ
—
IC.XС.NIKA
ИСКОНИ БЕ СЛОВО И СЛОВО БЕ ОТЪ Б-А • И Б-Ъ БЕ СЛОВО…
—
Адони, Йешуа hа-Машиах Бэн-Элоhим,
Rex tremendae majestatis,
для Тебя
2015 – 2022 гг.
Расположившись в уделах своих, вы стали бы, как голубица,
которой крылья покрыты серебром, а перья – чистым золотом:
когда Всемогущий рассеял царей на сей земле,
она забелела, как снег на Селмоне…
Св. Давид, пс. 67
Прекрасное Далёко...
РАБОТА НАД КНИГОЙ
/черновик/
Да только кольцами года завиваются
В водоворотах пустых площадей.
Да только ржавая вода разливается
На портретах Великих Дождей.
Александр Башлачёв
—
Валерий Новоскольцев
КОРОЛЕВСКИЙ ГАМБИТ
книга
Памяти дорогого учителя
Виктора Александровича Сосноры
13 июля 2019 г.
СИМФОНИ́Я
Да будет со мною приседящая
престолу Твоему Премудрость!..
В. Н.
Ты когда-нибудь сбудешься эхом Вселенской Воли
Ослепительной мощью сорвавшихся водопадов
Разметавшейся плотью бушующей в безднах моря
Мы когда-нибудь сбудемся светом одной лампады.
Чёрной молнией были и болью разящей небыль
На грозящего Зверя плевать молодой Державе
Разметавшейся плотью бушующей в недрах Неба
Мы когда-нибудь сбудемся словом одной скрижали.
Это новая музыка молний грядущей бури
Ослепительным ливнем целующей лик Младенца
На Смоленском пути начертавшей строку живую:
Ты когда-нибудь сбудешься эхом Христова сердца.
10 декабря 2010 г.
Марина Сергеева-Новоскольцева
МОСКВА, 10 дек РИА Новости. Гигантский смайлик размером с весь солнечный диск, образованный неоднородностями магнитного поля, можно наблюдать сейчас на Солнце, сообщают учёные Физического института имени Лебедева (ФИАН).
«Улыбку размером около 600 тысяч километров и глаза диаметром 200 тысяч километров образуют магнитные поля Солнца. Чёрные области являются полями отрицательной полярности, а белые положительной. Зрачки Солнца примерно в четыре раза больше диаметра Земли, то есть в этих глазах, действительно, можно утонуть», – говорится в сообщении Лаборатории рентгеновской астрономии Солнца ФИАН.
«Судя по выражению лица и широко раскрытым глазам, нрав у звезды, рядом с которой мы живём, вполне спокойный и немного беспечный», – шутливо отмечают учёные.
Они отмечают, что «солнечный смайлик» можно разглядеть и в других диапазонах, например, на фотографиях солнечной короны.
По словам астрономов, смайлик исчезнет через несколько дней, когда Солнце, вращаясь вокруг своей оси, «отвернётся» от Земли.
—
Обновится яко орля юность твоя
Пс. 102, 5
—
Мне будут Ангелы служить,
Откроются врата.
Я буду тихо восходить
К подножию Креста.
И в чашу царскую мою,
Прижатую к груди,
Слезу я красную пролью
О всём земном пути.
О всех, кому за упокой
Я сослужу теперь.
И Ангел хлеб положит свой,
И отойдёт за дверь.
И вот тогда, наедине,
Когда лишь – я и Бог,
Всей неприкаянной стране
Я подведу итог.
И Чашу к небу подниму
С причастием Твоим.
И всех прощу, и всё пойму,
И стану – молодым.
—
Часть первая
ГОЛОСА НОЧНОГО ГОРОДА
Между Господом и ГОСТом
Бродит ветер по погостам...
1919
Тот мир объявлен вне закона.
На новый выписан мандат.
Как почерневшая икона,
Висит повешенный солдат.
Верёвкой веру не навяжешь –
Её инерция страшна.
Россию всю пройдёшь и ляжешь,
И не изменишь ни рожна.
История сменила скорость
И не берёт теперь в расчёт,
Какой уезд, какую волость
В какую сторону качнёт,
И по каким таким мотивам
Кричат «Ура!» или «Долой!» –
Она летит локомотивом,
Полна жестокости одной.
В семь дней весь мир перевернуть бы,
Железный выковать финал!
А чьи-то души, чьи-то судьбы
Удобны, как оригинал.
История наводит глянец.
Солдат ей высунул язык.
И вся Россия, как германец,
Уже насажена на штык.
ПОЭМА «ГОЛОСА НОЧНОГО ГОРОДА»
1.
Кровь города – ветер, и город бормочет,
Свои разминая суставы.
Он прошлой и этой, особенной, ночью
Свистком провожает составы.
Он вытащил свет, как дежурное платье,
По-зимнему чистоплотен.
Он дворникам чистой валютой заплатит
За чистку его подворотен.
А ночь посылает заряд за зарядом,
Взрывая деревья и путая карты,
Чтоб утром мели по аккордным нарядам
Ленивые люди в брезентовых фартуках.
Прохожий в прошитом пальто на ватине,
Прищур припорошенных век:
– Что может быть в городе консервативней,
Чем ватник, и фартук – поверх?
Сметая метлой этот век с тротуара,
Он важен, как Наполеон.
И так не хватает фигуры жандарма
За первым углом!
2.
Ночная стража разбежалась
И дрыхнет честно.
На стенах храма роспись сжалась,
Грозя исчезнуть.
А храм, побеленный, громаден.
В пылу традиций
В него ходили по команде,
Успев родиться.
В него ходили добровольно:
Привычка – старшим!
Будил он звоном колокольным,
Как будят маршем.
Привычку новую посеем,
Как зуб Дракона...
И в храмах выросли бассейны
Во время оно.
И бледный ангел с аквалангом,
Покинув купол,
В купальник влез – и белым флагом
В глубины рухнул.
Осталась надпись на латыни:
«Ворота Трои...»
Вход подержался по полтине
И вырос втрое.
3.
А он для звучанья подыскивал повод.
Он тронул случайно троллейбусный провод,
И словно струну ущипнули на арфе,
И ветер запутался в собственном шарфе.
Он слушал аккорды ночного оркестра.
Он занял водителя чёрное кресло.
И белый троллейбус, смычок поднимая,
Вступил в разговор с Паганини-трамваем...
4.
В пустых, с электронной защитой, подъездах,
Как в сейфах Госбанка.
Куда не проникнуть ни пьяным, ни трезвым,
Ни детям, ни панкам.
Оттуда, с минуту поклацав защёлкой,
Чуть небо подсохло,
Выходит старуха с плетёной кошёлкой,
В японских кроссовках.
О, нас поманил несгнивающий Запад
Богатствами Креза!
Кто знает, в чём старость появится завтра
Из наших подъездов?
Очищенных вдруг от столетнего хлама,
От запаха кошек...
На крышах взрывается светом реклама,
Царапая кожу.
ЖЕНЩИНА ЧЕТЫРНАДЦАТИ ЛЕТ
«Сайгон»
Женщина четырнадцати лет
Смотрит так, как будто вас здесь нет,
Сигаретку пальчиками мнёт
И охрипшим голоском поёт.
Женщина четырнадцати лет
Презирает всякий интеллект,
Переходит с песен на жаргон
И уходит вечером в «Сайгон».
К женщине четырнадцати лет
Подойдёт потерянный субъект,
Прислонившись к стеночке плечом,
Заведёт бодягу ни о чём.
А она, не слушая речей,
В обществе поношенных плащей
Будет пить свой «маленький двойной»
И молчать, как мир перед войной.
Женщина из нашего двора.
Итальянской девочки сестра.
ТРЕТИЙ ЛИШНИЙ
Пляшут веки у спящей подруги.
Накануне московской весны
В занесённой снегами округе
Чёрных птиц восклицанья слышны.
Скрыта тайна в бессоннице птичьей.
Спят влюблённые в тесном тепле.
И, невидимый им, Третий Лишний
По заснеженной бродит земле.
ОТОБРАЖЕНИЕ
фантазия
Такая тишина на небесах,
Где заповедей зыбких заповедник,
Где Старый Бог, как старый проповедник,
Устав шептать на разных языках,
Слагает речь для Страшного Суда
И рассыпает семена знамений...
И ангелы, без лишних откровений,
Как призраки, спускаются сюда,
Обугливаясь в воздухе ночном,
Ломая крылья, как поэты – перья,
И падая перед закрытой дверью...
Бескрылый ангел – безобразный гном.
Но в хриплых и тяжёлых голосах
Такая мощь, что ночью дети плачут,
А взрослые глаза куда-то прячут...
И тишина стоит на небесах.
НЕ ВОЗВРАЩАТЬСЯ
По лирике, как по болоту,
Тропу опробуя пером…
Одним пожертвовать ребром,
Как прорубить окно в Европу.
Исторгнуть из груди восторг,
Забыть, что надобно прощаться,
И никогда на тот порог –
Тем мальчиком – не возвращаться.
А ТОГДА, В НАЧАЛЕ ЛЕТА…
А тогда, в начале лета,
Красном, как немецкий плед,
Ты была моя Джульетта
Двадцати неполных лет.
Ты тогда смеялась звонко,
Не курила, не лгала.
От волос твоих заколка
В ящик пряталась стола.
Старый кот, как третий лишний,
Не сводил серьёзных глаз...
Барабанил дождь по крыше
В этот очень поздний час.
И цветы, как микрофоны,
Всё стояли на столе.
И молчали телефоны
В этой сумрачной стране.
И в притихшем было мире
Ночь царапала окно.
Мы в нетопленой квартире
Пили тёплое вино.
Как союзники на Эльбе
В час усталости земной,
Спали войны в колыбели
И земля была сырой.
НОВЫЙ ГОД
Новый Год. Мы на кухне, вдвоём,
Из бокала разбитого пьём
И целуемся, второпях,
Потому что сидим в гостях.
А Луна на полу лежит,
И хозяин на всех брюзжит,
И пластинку идёт менять,
Чтобы в танце тебя обнять.
Белый снег за чужим окном.
Тесен мир за одним столом,
И колени твои крепки,
Как два шлюза одной реки.
Ночь темна, и рука тепла,
И осколок блестит стекла,
Словно будущему грозя:
«Из разбитого пить нельзя...»
НОЧЬ
Ночь подула на ресницы,
На столе – цветы.
Я хочу тебе присниться
Так, как снишься ты,
И боюсь, что ты устало
Встретишь этот сон.
Ничего. Начну сначала.
Я в тебя влюблён.
Спи и слушай... Очень-очень,
Словно зодчий – в храм.
Не отправлены по почте
Сотни телеграмм.
Помещу, пока я точен,
На один листок.
Спи и слушай... Очень-очень,
Как пчела – в цветок.
Мир без слов моих непрочен
Для тебя самой.
Спи и слушай... Очень-очень,
Как никто другой.
Ночь подула на ресницы,
На столе – цветы.
Я хочу тебе присниться
Так, как снишься ты.
ТОПОЛЯ
Мы мало меняемся внешне.
На родине наших отцов
В рассохшейся старой скворешне
Никто не выводит птенцов.
Машины, солдаты и куклы
Давно свезены на пустырь.
Задрал продырявленный купол
К седым небесам монастырь.
Нас солнце горячее будит,
Прямыми лучами пыля.
Весёлые сильные люди
Пускали в распыл тополя.
Взлетали фонтанчики пуха.
В лучах испарялась роса,
И плакала горько старуха,
Что с этой аллеей росла.
Мальчишка ногами затопал.
Застыл на земле муравей.
Простился с живущими тополь
Стремительным взмахом ветвей.
А вечером крупные звёзды
Угрюмо светили во мгле,
Но птичьи разрушены гнёзда
И пух размело по земле.
НА РОДИНЕ МОЕЙ
Наверное, на родине моей
Сирень цветёт и птицы не смолкают,
И Тихий Дон в ручей перетекает,
И свищет ветер в куполах церквей.
Наверное, на родине моей
Ещё живут мои однофамильцы.
Чем постоянно кормятся кормильцы?
В счастливом детстве нет очередей!
Наверное, на родине моей
Лишь памятники обо мне и помнят
И половицы уцелевших комнат,
И старый двор, забытый и ничей.
И всё в порядке смысла и вещей
На родине оставленной моей.
И ЭТО БЫЛО
Ах, это было в нашем веке!
И в доме, полном старины,
Фортепиано фирмы «Беккер»
Считалось русским, как блины.
И девушек сухие пальцы,
По белым клавишам кружа,
Старинные играли вальсы,
В которых плакала душа.
Десятилетия, как ливни,
И ни мелодий, и ни слов...
Желтеют клавиши, как бивни
Забытых в комнатах слонов.
На стороне играют свадьбы.
Самостоятельность ума.
И вымирают, как усадьбы,
Большие русские дома.
ТВОИ ЛАДОНИ
Твои ладони – две иконы.
Когда охватывает страсть,
Мужчина твой им бьёт поклоны
И их старается украсть.
Но редкий вор бывает нежным…
И, в памяти его храня,
На белые твои одежды
Ложатся отблески огня.
И ты стоишь свечою строгой,
И смотришь в тёмное окно.
И кто-то долгою дорогой
К тебе идёт давным-давно.
ТВОЁ ИМЯ
Де́фте Лаи́, апа́ндес симфо́нос...
Византийский гимн
Твоё имя – на моём языке,
А язык мой – за зубами давно.
И моя синица сдохла в руке,
А журавль стучится клювом в окно.
Он ко мне с небес спустился вчера.
Птиц небесных не пускают в дома!
А душа моя молилась с утра,
И отбеливала строки зима.
А на атласе ладони твоей
Столько линий, сколько в церкви – икон,
И когда-нибудь ты будешь моей,
С наступлением Последних Времён.
ЭХО ИЗ БУДУЩЕГО
Солнечный ветер
Челеста
Oh, que bella poesia!..
– Pero es cierto que en La Russia de Dios Largas heladas queman con su helor?
(Правда ли, что в благословенной России ледяные просторы обжигают своим холодом?).
Maria dela Concepcion Marcella Arguello
La Beata
Солнечный ветер!
Огненный дух вдохновения – под лавиной накатывающего, накрывающего желания...
Любимый мой!
Нежность твоя... Вечернее солнце, чуткими пальцами пробегающее по волосам, обнажающей, тёплой, волнующей тканью льющееся на колени. Тканью, падающей с колен в море ликующего огня!
Ласковое сильное движение рук!
И я тону в тебе таю в тебе расцветаю навстречу тебе для тебя...
Любимый мой!
Нежность твоя... Дуновение на лице, мимолётное ласковое прикосновение губ
там, где слетаются брови, спорхнув, разлетаются мысли.
Сердце – в море ликующего огня!
И я тону в тебе таю в тебе расцветаю навстречу тебе для тебя...
Слово моё – рассыпающаяся жемчужная нить
или хрустальные цвета отражённого пламени бусины,
льющиеся с ладони, теряющиеся...
Нежность моя – незримые берега.
Солнечный ливень! Вечная Arco Celeste!
М., 28 января 2015 г.
Слова донны Марии дела Консепсьон... – по А. Вознесенскому
ЭХО ИЗ ПРОШЛОГО
В пространстве свёрнутом Дыры,
Где дышит времени петля,
Лежат Священные Дары,
О воскрешении моля...
СЛОВА ИНЫЕ
Небеса раскрылись на мгновение.
Чистотой их мы поражены!
Мне Господь послал стихотворение,
О котором знать не все должны...
В нём слова другие расположены,
Молниями бьют они меня!
И полны их буквицы угрозами,
Порохом Небесного Огня.
Но горит бумага легче пороха
В таинстве восторженных стихий,
И летят в дыму, летят по воздуху
К Небесам горячие стихи.
Там они найдут своё пристанище,
В вечности, для Одного Чтеца,
И земные строки, их товарищи,
Не увидят тайного венца.
КРЕСТ
Живём – младенцем в колыбели,
Когда качают без паденья.
Пересекутся параллели –
И этот Крест – как преступленье,
Несовершённое, быть может!
Но подставляя спины, плечи,
Берём. И всё! И совесть гложет.
И расплатиться – нечем. Нечем.
ПЯТНИЦА, 13-е
Копытца цокают – Москва полна чертей.
С друзьями чокаюсь и думаю: ты чей?..
Друг улыбается и кормится с руки,
И притворяется, что сточены клыки.
И эта МЕРЗОСТЬ ЗАПУСТЕНИЯ видна
Последним пьяницам, и формула вина
Не в Кану канула, а кинута к ногам.
В вине нет градусов – так кажется врагам.
С утра под окнами бьют дворники стекло.
Нам всем когда-то здесь родиться повезло.
Нас тоже бьют, чтоб было легче подобрать.
Какая разница во что нас собирать?
ПОСВЯЩЕНИЕ
Евгению Вишневскому
Генералом казачьего войска
Можно стать нынче в мирное время.
Успокойся, дружок, успокойся:
Носом – в землю, копытами – в стремя!
Наши ушки давно на макушке,
Наши рыльца – в пушку и, однако,
Наши жёны ещё не старушки,
Наши хлопцы не ходят в атаку.
Наши хлопцы – барыгами в банках,
В орденах африкано-московских
На кремлёвских танцуют пуантах,
На чеченских воюют подмостках.
Наши братья по разуму – в мыле.
Что их гонит? – как спрашивал некто.
Не они ли страну развалили
В состоянии полуаффекта?
Всё, к чему прикоснутся, Евгений,
Наши братья по двум полушарьям,
Превращается в гниль поколений,
В тот продукт, что уже не мешает
Ни чертям, ни врагам, ни блаженным...
Эти полу- (и post-) человеки
Прокопали ходы по вселенным,
Поднимая кредиты и веки,
Высекая из задницы – искру,
Раздувая мехи или жабры...
Как партнёры они слишком быстры,
Как враги – исключительно жадны.
Посмотри, мы среди этих недо-! –
Разменявших последние лица.
Так какая нужна нам победа,
Если не с кем потом поделиться?
НЕ МОИ СТИХИ
LГ
Прекрасный вечер во Вселенной,
И память века – безразмерна.
Я – полусмертный, полупленный –
В послеполуденной пивной
Адамом, изгнанным из рая,
Сижу и мысли собираю,
И Еву верную ругаю,
Что стала жертвой и женой.
В какую выйти половину?
Какую вырвать пуповину?
Какою лестницей древесной
Вскарабкаться на небеса?..
Я – полунищий, полутрезвый...
Мой век вчерашний – век железный –
Закончился, и смотрит бездна
В мои бесстыжие глаза.
А в них – сплошным калейдоскопом –
Осколки дней вчерашних пляшут.
И Атлантиды, и Европы
Песчаные пустеют пляжи.
И все на дно идут, и в пене
Пивного зала исчезают...
И только тот, кто ценит время,
Он из пивной не вылезает.
А вечер распускает слухи,
Что жить – не лучше и не хуже.
И юные гуляют шлюхи,
И каблучками входят в лужи,
И в души входят каблучками.
И ноготочки перламутра
Карабкаются за ключами...
Щёлк! щёлк! – и наступает утро.
О, эти девы-автоматы!
Они – предтечи Интернета!
И эта течка виновата,
Что быстро пролетает лето.
Не пролетает – протекает,
Не на постель, так между пальцев.
И время меру отмеряет,
И золотые взвесит яйца,
И разобьёт их, непременно!
И где та мышка чумовая?..
Прекрасный вечер во Вселенной!
И жизни центр её – пивная.
Когда отсюда – напрямую
Я вывожу свою кривую,
Свою дорогу столбовую,
Свою тропу непроходную.
Не зарастает?.. – ну и ладно!
А если к нам не проложили?
На ваш асфальтовый и смрадный
Мы вместе с рифмой положили…
И, Господи, куда же скрыться?!
Ведь не старухи и не старцы!
Глядим в разбитое корытце
И радуемся не стараться.
Язык мой – мой предмет последний!
Так Буратино – за зубами –
Держал свои большие деньги,
За что и вздёрнут вверх ногами!
От Карабаса-Барабаса
Не убежит его Мальвина...
Разбит мой вечер, но прекрасен!
Какую выбрать половину?
ДВОРНИК
XX век
Скребя лопатой по сугробу,
Законнорожденному – в ночь,
Она с зимы снимает пробу
И, разровняв, уходит прочь.
Её ущербная лопата
Всё перегрызла, что могла.
И жизнь её трудом богата,
Где больше света, чем тепла.
Но если жить наполовину,
Мы все окажемся в долгах
Пред теми, кто ломает спину
И держит нас в своих руках.
БЕЛГРАДСКИЕ СТИХИ
1.
В партнёрстве с собственною тенью,
Что путается под ногами,
Мешая внутреннему зренью
Своими внешними долгами.
О, внешний долг! Помеха свыше
Моим попыткам в строе века
Пропеть своё, построить крышу,
Растить другого человека...
—
Война миров. Так цифра слово
Перебивает при разводах.
Ушла эпоха Горбачёва.
Пришла эпоха счетоводов.
2.
Страна моя на выданье –
Распутница-страна!
Прибор ночного виденья,
Да грош ему цена.
Смотри в него, рассматривай:
Вот кабинет в Кремле,
Вот Президент-развалина,
Уснувший на руле,
Но руль не выпускающий...
Куда плывём? Куда?
Не спят его товарищи.
Горит его звезда.
Звезда его свердловская
Сияет над Кремлём.
Казна его московская
Одарит нас рублём.
А если рубль под градусом
Высоких перемен,
То только смерть под парусом
Страшней кремлёвских стен.
3.
Оковы тяжкие падут,
И на Багамах вас найдут!
4.
Век виртуальный, агрессивный,
Им заболела заграница.
Нам – запасаться керосином,
В век девятнадцатый стремиться,
Где партизанские отряды
Из декабристов-комсомольцев...
– А в двадцать первый, если надо,
Пошлём китайских добровольцев!
– И будем жить... Как будем жить мы!
В каких сойдёмся хороводах,
Когда границы станут – ширмы
Для наших ветреных народов!
Мы снова полем перекатным
Прокатимся по белу свету!
Начнут в каких-нибудь палатах
Чеканить звонкую монету...
Там Царь, с Натальей Николавной,
Ей танцем рейтинг повышая,
Покажет всем, что Пушкин – главный,
В него стрелять не разрешая.
Да мы там сами – после бала! –
С Дантесом, Берией, Чубайсом...
Ах, как нам в жизни не хватало
Старинным опьяниться вальсом!
Когда б шампанским – не советским,
Не сталинским и не молдавским…
Но из бутылки неизвестной –
Отхлёбывать глотком прекрасным!
5.
В окончание века бумажного,
На поминках его безутешных,
Остаётся нам вволю пображничать.
Да прости Ты нас, Господи, грешных!
И последнее наше желание
Пусть исполнится полночью звёздной:
А пошли нам на всех наказание –
Посади нас на хлебушек чёрный!
Пусть народы, привыкшие к белому,
Век один посидят на диете,
Станут добрыми, честными, смелыми,
Если кто уцелеет на свете.
6.
Ни любви, ни надежды, ни времени
На разбитом пространстве равнин.
Мы в четвёртом живём измерении,
Из которого выход – один.
И по вере по нашей, по истинной,
Нам воздастся. Готовы ли мы?
Нелюдь тихая с пёсьими, с лисьими,
У кремлёвской пасётся тюрьмы.
На дорожке, другими размеченной,
Так легко, поскользнувшись, упасть.
Приучили кормить человечиной
Нашу новую старую власть.
Вот и кормим! И будь же ты проклята!
За орлами летит вороньё...
Сколько кровушки тёпленькой пролито
За холодное слово её.
Так по вере по нашей, по дурости,
За любовь выбирать невпопад,
Заплати нам за разницу в курсе,
Ибо Ты, несомненно, богат!
Ибо все мы умами-палатами
Обнищали и бродим везде...
Расплатиться последней зарплатою
Обещай нам на Страшном Суде!
ДУША
В кормящих мамах – прочность стен Кремля.
Они живут на тридцать три рубля.
Они не спят шесть месяцев подряд.
Они в пространстве собственном парят.
Кормящим мамам две даны души.
Одну оценят умные мужи,
А вот другой, нигде и никогда,
Не разгадать. Да будет так всегда!
Она дана, как тайна и как речь...
Попробуйте в себе её сберечь!
КОЛЫБЕЛЬНАЯ
Мой сыночек, не кричи!
Мы с тобою – москвичи!
Здесь, на красных площадях,
Плачущих не пощадят.
ВЕРУЮ
Радости – россыпи, залежи,
Но на какой глубине!
Смилуйся, Господи, сжалуйся
И оставайся во мне
Тлеющей искоркой Божией,
Воздуха Духом Твоим,
Словом, что борется с ложью,
Тем человеком – иным...
Видишь, какие падения
Нам без Тебя суждены!
Чёрные месторождения
Вскрыты с началом войны.
Вот я, пустой и ограбленный,
Тайных лишённый Даров,
Всеми грехами отравленный,
В лучшем из лунных миров
Вырос и вышел из возраста,
В коем – гуляй не хочу!
Господи! сердцем и голосом
Ставлю двойную свечу!
Помнишь, дорога торговая
Всех нас вела на Дамаск?
Мы возвращаемся. Новая
Жизнь пробуждается в нас.
Просто мы сбросили ветхие
Эти одежды свои...
Грешные, злые, некрепкие
Стали мы разом – Твои!
Это великое, тайное –
Слом и наладка сердец,
Вера моя неслучайная,
Мой Терпеливый Отец!
Вот она – высшая, зримая,
Самая сильная связь...
Ты открываешься именно
В этот единственный час.
Вера становится знанием,
Мир отвергая земной.
Вот и не ищем мы тайное,
Ибо Ты – просто со мной.
Так оставайся до самого
Смертного часа, когда
Радость Небесная заново
Встанет, как в небе – звезда!
НАКАНУНЕ
До осени что-то осталось:
Две стирки субботних белья
Да книжки, да самая малость –
Высокая милость Твоя.
Пока не пришло всё в движенье,
Не рвётся наружу листва,
Есть время готовить сраженье,
Искать под ногами слова.
Войти, не моргнув, в состоянье
Высокой своей стороны,
Измерить рукой расстоянье
До новой далёкой страны.
Пусть август глухим камертоном
Пройдётся по чувствам пяти!
Осенним моим эшелонам
Недолго стоять на пути.
К серьёзным моим перепадам
Готовится сердце во сне
И к этим цветным листопадам,
Обратным зелёной весне.
К тяжёлой невидимой брани
Готовится сердце моё...
И если зима будет ранней,
Мы как-то дождёмся её.
ГЛАГОЛЫ
С кем говорить – как не с Тобой,
Из проса слов непросолённых,
Не выбирая путь иной,
Как сумасшедших и влюблённых.
Да, не от мира мы сего!
Чем дальше путь – тем тяжелее.
Но мы-то знаем, для чего
Ходил Христос по Иудее.
И, начиная путь в Дамаск,
Мы завершим его не раньше,
Чем обменяет Небо нас,
Непомнящих, на настоящих.
ПОСЛЕДНИЙ ПАРАД
1995 г.
Наверх, вы, товарищи, все по местам!
«Варяг»
Над Россией кремлёвские звезды горят.
Выходите, солдаты, на последний парад!
На священный парад. На Победный.
Разверните знамёна, примкните штыки!
Долг последний – печатные ваши шаги,
И ударит вам колокол медный.
Звук его будет чистым, как имя страны,
Чьи герои когда-то вернулись с войны,
Опалённые и молодые.
Раз в полвека в России особый парад:
В бесконечных шеренгах солдаты стоят.
Здесь и мёртвые, здесь и живые.
Вы пройдёте парадом по горькой земле.
Вся дорога – в цветах, вся Россия – во мгле.
И бездарны правители ваши.
Но последний ваш Маршал ведёт вас туда,
Где сверкает последняя в небе звезда
И победные слышатся марши.
И за вашими спинами солнце встаёт.
И петух, самый первый, вот-вот запоёт,
На полвека всего припозднившись.
На трибунах уже занимают места.
И уходит, под тяжестью страшной Креста,
Век Двадцатый, ни с кем не простившись.
НА ГРАНИЦЕ С ФРАНЦИЕЙ
«Papa Marcel»
Дождю
На границе с Францией, в горах –
Милый итальянский ресторан.
Леди в брюках. Облако в штанах.
Змейки трёх дорог ползут в туман.
Правая в земной уводит рай,
Где швейцарский франк своё берёт.
Левая (играй, шансон, играй!) –
Там сухая ложка рот дерёт.
Финансист и генерал поют,
Я же подпираю лоб рукой,
Жидкость пью, похожую на брют,
Наливаясь русскою тоской.
Что-то всех нас за столом свело
В смутную эпоху распродаж.
Вот уже и снега намело,
Чем тебе не сочинский пейзаж?
Пьём за перемены без войны –
Перемен не будет без бабла? –
Чтобы леди скинули штаны
И надели юбки (тра-ла-ла!),
Чтобы наш многоязычный Бог
Даровал нам мудрость и покой,
Чтобы витязь у таких дорог
Не стоял с протянутой рукой.
Чаша итальянская идёт
Посолонь, традицию блюдя...
Знаю я, как всё произойдёт,
Даже имя нового Вождя.