Венок эпитафий

Кирилл Рожков
Хоть продолжительно, быть может,
Но – не в беспамятстве, надеюсь…
И над морщинистою кожей –
Кадило. Дым с напевом реет.
Придет черед – тут не попишешь.
Но есть ли в мире сем случайность?
Когда совсем уже не дышишь –
То скажут там, гремя ключами…

То скажут там, гремя ключами:
– Так много утекло водицы
И выпито стаканов чаю,
И в прошлое не возвратиться.
А впрочем, может, предоставим
Душе возможность вспомнить в жизни
Моменты счастья, и обставим
Дорогу тайную в отчизне?

Дорогу тайную в отчизне
Пройти пришлось. Да тайно ль, явно –
Чего там больше, миннезингер?
И в каждом сердце – Бог и дьявол
Ведут борьбу, а край передний –
То наши страсти. Или, может,
То – эгоизм мохнатой тенью,
Лишь холодом эфира гложет?

Лишь холодом эфира гложет.
Лишь ночь над миром. Наши страхи.
И мысленно душа положит
Себя к Престолу, и над прахом
Те сорок дней. Но будут мысли
По крайней мере: – Боже, делай
Со мной что хочешь, с горней выси –
Прости! Написано без мела…

«Прости!» – написано без мела.
«Молитесь» – ну, еще добавим.
Ты жил. Ты не был ошалелым.
И не считал себя лишь правым.
Ты, верно, стал холодноватым?
Но греть, и кровью, приходилось.
Тебе везло порой когда-то.
И в риске дело обходилось.

И в риске дело обходилось.
Но принесло ли пониманье?
В сердца стучащие – пробилось.
Что вспоминается? Свиданье
Впервые. Сломы и победы.
Поля. И дачная прохлада.
И лодка с бабушкой и дедом.
Друзей успехи. Их же – крады…

Друзей успехи. Их же крады…
И многие уж пережиты.
Но – твой черед. Над камнем – ладан,
И даты на плите набиты.
И вычитая, вычисляя,
Присвистнет кто-то: «90!
Не много ли для разгильдяя?
А может, было всё непросто?..»

А может, было всё непросто?
И в одиночестве томиться
Пришлось, в болезнях кости бросить,
Однако – кое в чем пробиться…
Но строго посмотреть – жизнь свята,
Ох, не была: в табачном дыме
Любил сидеть… Кровать измята…
Да, парою. Но – лишь одними!

Да, парою, но – лишь одними
Бродили по горам тогда вы,
Когда вершины в темной сини
Обвили снежные удавы.
И сколько времени промчалось!
Но твердь крепка земного шара.
И поколения менялись.
Не праведник… Во рту – сигара.

Не праведник, во рту сигара,
Да на брюшке жирку немного.
И дым, и шум как Ниагара.
Дано узреть душе той Бога?..
«Прости!» – так честно вновь и просто.
И – чу, пожди. Припомни тоже:
Ведь ту, огромную по росту –
Ты сам простил ее, похоже.

Ты сам простил ее, похоже.
Еще смотри – за годы эти
Тебя порадовало все же
Лишь то, что лучшее на свете.
И старческой душе отрада
Была: вокруг играют детки,
Воздушный шар над дивным градом,
И белки на еловых ветках.

И белки на еловых ветках,
И жизнь не прервалась планеты,
Ученые рисуют метки
На графиках, и мчатся где-то
Вдаль поезда. И есть надежда.
И может, в ней-то всё и дело:
Когда совсем сомкнулись вежды –
Не о себе душа пропела!

Не о себе душа пропела,
А значит, тихо подмигнувши,
Развеян облак. Кончил дело,
Заботы, развлеченья… Ум же
Один пред вечностью. И лучик
К тебе приникнет, не оставит.
Ведь ты хотел, чтоб было лучше.
На этом холод пусть оттает!

На этом холод пусть оттает.
Кто знает, в чем – в большом ли, малом –
Ты жизнь провел, ведь это тайна.
Возможно, вправду был чуть шалым.
И ту, тобою прощена что
И пережита, вспомнить можно.
А вдруг еще светлее – аще
Кто клонит челку осторожно…

Кто клонит челку осторожно
Над датами двумя? Наверно,
Он был немного помоложе…
Вы познакомились в таверне?
Нет, видно – в диспуте научном?
Не все ль равно, ведь он явился,
И – это маленькое чудо –
Одною фразой помолился.

Одною фразой помолился
Товарищ. Значит, есть надежда!
Рассвет над миром вновь разлился.
Поставим точку. Будет нежность.
Любовь пребудет, не прервется.
И вопреки ветрам эфирным –
Над накрененным переметом
Заря. Колосья. День. И лира. 

Заря. Колосья. День. И лира
Поет, быть может, в космолете –
Покойся с миром, если мира
В душе победа – пусть над плотью
И не всегда, но всё же – смеха
Победа выйдет над сарказмом;
Хоть в заключении – да веха
В протоке чистой – по-над дрязгом.