CXXVI.
О ты, прелестный юноша в чьей власти
Часы, кривое зеркало времен и острый серп;
Чья угасающая жизнь лишь прекрасней,
А плоть увянув обретает сладкий цвет;
С тобою не хотела церемониться природа,
И только для себя желая сохранить,
Своей холодной хваткой ради слова,
Чтоб выбить лишний хлам и время посрамить.
И все же бойся ты избранник ее счастья,
Свое сокровище хранить ей не всегда
И по счетам тебе оплатит в одночасье,
Ну а расчетом станет смертью для тебя.
CXXVI.
O thou, my lovely boy, who in thy power
Dost hold Time's fickle glass, his sickle, hour;
Who hast by waning grown, and therein show'st
Thy lovers withering as thy sweet self grow'st;
If Nature, sovereign mistress over wrack,
As thou goest onwards, still will pluck thee back,
She keeps thee to this purpose, that her skill
May time disgrace and wretched minutes kill.
Yet fear her, O thou minion of her pleasure!
She may detain, but not still keep, her treasure:
Her audit, though delay'd, answer'd must be,
And her quietus is to render thee.