"Кто случил в армии тот в цирке не смеётся"
Народная примета.
На военной кафедре.
Время стремительно приближается к восьми часам утра. А в восемь студенты должны стоять на плацу построенные повзводно и поротно и ждать команду дежурного по кафедре офицера: « Равняйсь. Смирно.» Затем начнётся развод на занятия. У Алексея уже почти месяц как нет часов. Они находятся в ремонте и до сих пор всё ещё не отремонтированы. Нельзя точно рассчитать и подобрать во сколько надо выходить из дома чтобы вовремя попасть на развод. Неизвестно как повезёт с транспортом. Иногда приходится ждать нужный троллейбус по десять- пятнадцать минут. В это время они идут переполненные людьми, и сесть в первый подошедший не всегда удаётся. Поэтому он не знает сколько осталось минут до начала развода и сильно спешит на утреннее построение. Сейчас где-то без десяти восемь, плюс, минус три минуты. Ещё минут пять нужно чтобы добежать до плаца. Построение начинается без пяти минут восемь, и с гудком завода, который находится поблизости от института взвод уже стоит по команде «смирно». Навстречу ему, но в противоположном направлении идут на завод люди. А вместе с ним, в одном направлении студенты. Студентов идёт много, и у него возникает желание назвать институт общеобразовательным. Он с быстрого шага временами переходит на непродолжительные пробежки, сердце начинает учащённо биться, потом он снова переходит на шаг. Повышенная эмоциональность и нервные переживания прошлого года как ему кажется сказались на его здоровье, и если он долго бежит, торопится, боясь опоздать, то чувствует, что испытывает учащённое сердцебиение и стресс. При эмоциональной перегрузке кажется, что давление делает скачок, лицо бледнеет и покрывается капельками пота, а силы уходят. Он видит, как вдалеке спешат пробежать ворота на плащ другие студенты. И он одним из последних проскальзывает их. Ворота запираются. Во дворе, на плацу большая лужа. Нужно обежать её и встать в строй, на своё место. Взводы уже построены. Он бросает свой дипломат на скамью, и успевает встать в строй вовремя. Звучит гудок. Строй замирает по команде: « Смирно!» Если бы не успел, - была бы « вздрючка ». Недавно полковник Лысенко построил всех опоздавших в одну линию лицом к взводам и начал закручивать такую речь, что от неё « уши завёртывались» как говорит один из курсантов Петя Сувенко. А затем заставил маршировать по плащу тех кто опоздал целых сорок пять минут, и приходить в течении недели к восьми часам отрабатывать разводы с чужими взводами.
Особенно ужесточились порядки в последнее время, потому что осталось всего десять дней занятий на военной кафедре перед сборами в летнем военном лагере, после чего им должны были присвоить звание лейтенанта инженерных войск. И хотя они в течении всего срока обучения изучали и подрывное дело и строительство военных мостов и дорог, и понтонно-мостовые переправы и фортификационные сооружения, но у них в военных билетах должна будет стоять военно-учётная специальность « Понтонно-мостовые переправы». Тех, кого призовут в армию после окончания института будут лейтенантами в инженерных войсках, в стройбате. Только если очень повезёт может быть кто-то попадёт в другие рода сухопутных войск. Тех, кто попадёт на заметку в последние дни обучения на военной кафедре, кому влепят взыскание или выговор, тем обещают на сборах учесть их провинность, и эта провинность выйдет им боком. Поэтому так боятся курсанты допустить даже малейшую провинность в последние дни занятий. Звучит команда дежурного по кафедре офицера «Смирно!» Все поворачивают головы направо. Гудок не застаёт никого бегущим по плащу. А если бы кто-то не успел, то в строй лучше ему не идти, и на глаза офицером не показываться до тех пор, пока все взвода не разойдутся по учебным классам. Возможно, что его отсутствие на плащу и не заметят, если взводный командир не доложит об этом дежурному офицеру. Возбуждение от быстрого бега у Евгения ещё не прошло, он сдерживает напор порывистого дыхания и замирает в стойке « смирно». « Отставить!», - звучит команда подполковника Кайгородова. Ему не понравилось, как строй подровнялся и выполнил его команду «смирно». Он снова повторяет команду: « Равняйсь! Смирно!» День на военной кафедре начался. После проверки личного состава построенного на плащу подполковник Кайгородов докладывает начальнику кафедры о построении. Строй здоровается с начальником кафедры в ответ на его приветствие. Небольшое его вступительное к занятиям обращение и взвода разводят по классам. Первым сегодня в расписании занятий во взводе Евгения стоит полковник Коробов. Он читает лекции по строительству и эксплуатации мостов, по теории и тактике боевых подразделений. Сегодня, несмотря на то, что осталось всего десять дней занятий на кафедре он начинает новый предмет, который называется « Партийно-политическая работа». Коробов проверяет по журналу личный состав и осматривает внешний вид присутствующих, после чего занятие начинается.
Он откладывает журнал в сторону и обращается к аудитории:
« Итак, товарищи-студенты, сегодня мы приступаем с вами к новому предмету, - «Партийно-политическая работа». Отведите для неё в своих тетрадях под конспекты двадцать пять страниц. Больше не потребуется. »
Общая тетрадь для конспектов составляет девяносто шесть страниц. Она разделена на пять частей по количеству разных предметов, которые читаются на кафедре, и эти двадцать пять страниц кажутся слишком значительной её частью для такого несущественного с точки зрения студентов предмета, поэтому почти все из них отводят под него меньше места. Подполковник Коробов продолжает говорить размеренным, ровным голосом:
« Запишите название нашей первой темы: « КПСС- организатор, руководитель и воспитатель Советских вооружённых сил.» Всего на партийно-политическую работу в институте отводится двадцать четыре часа, в течении последних десяти занятий. И на сборах еженедельно по два часа. Важность этого предмета вы сами должны понимать. Идейное и политическое воспитание стоит в одном ряду с общевойсковой подготовкой, и даже выше. Запишите вопросы. Первый: характер строительства вооружённых сил СССР. Тут же: Ленин о принципах построения вооружённых сил Красной Армии. Второй вопрос: Руководство партии – главный источник могущества вооружённых сил. КПСС об агрессивной сущности империализма и укреплении обороноспособности страны. И третий вопрос: возрастающая роль партийно- политической работы в современных условиях. Записали. Замечательно. Как вы знаете, Владимир Ильич Ленин стоявший у истоков образования Советской армии писал: « Революция тогда чего-либо стоит, когда умеет защитить себя». Наши вооружённые силы были образованы в 1918 году. Сухопутные раньше. ВМФ был образован 11 февраля 1918 года. Почему же 23 февраля празднуют как день Советской армии и флота? Потому что это дата первой победы Красной армии над немецкими войсками.»
Как было на самом деле никто из присутствующих не знал, даже Коробов. Советская власть всегда приурочивала день Советской Армии и Флота к победе над немецкими войсками. На самом деле праздник должен был отмечаться в конце января по решению съезда. Но в связи с тем, что не смогли подготовить его вовремя, решили отложить его празднование на месяц. Коробов продолжает : « В годы гражданской войны действующая армия насчитывала около трёхсот тысяч коммунистов, в начале Великой Отечественной войны – один миллион триста тысяч коммунистов, а к концу войны- тридцать пять миллионов коммунистов. Советская армия построена по следующим принципам: организационные принципы, социально-политические принципы, принципы обучения и воспитания. В социально-политические входит руководство компартии вооружёнными силами, классовый подход к строительству вооружённых сил, единство партии и народа. Основные принципы воспитания и обучения – коммунистическая идейность, партийность и тесная связь с народом. Действительно, у нас сейчас два класса рабочий класс и крестьянство. Но это не антагонистические, а дружественные классы. И уже в первые годы становления Красной армии в ней ярко выявились выходцы из народа. Большинство командиров Красной армии было рабоче-крестьянского происхождения: Блюхер, Чапаев, Будённый. Из простого русского мужика партия смогла воспитать талантливых военначальников. Конечно были представители духовенства и дворянства, но как военные специалисты. Тогда же были созданы и первые военные школы. Школа красных пулемётчиков готовила командиров для полков, батальонов, батарей. Затем были вновь открыты академии. Поэтому никто не может сказать, что у нас нет связи с народом. Второй принцип построения армии - единство политического и военного воспитания, выявление недостатков и устранение их. Так, например, обстоит дело в Афганистане, который для нас служит как полигон для испытания техники и личного состава. Выявились такие недостатки: на сегодняшний день нет надёжной системы очистки и добычи воды. Также в отношении вертолётной техники - нет возможности вести огонь из пулемёта под углом большим чем тридцать градусов. А рельеф там такой, что душман может стрелять из любой расселины. Пока вертолёт развернётся- уже поздно. Потому мы несли на первых порах потери. Каждый пятый лётчик погибал . Так если триста вылетело, - шестьдесят не вернулось. Это много. Сейчас исправили дело. Пулемёт может вести огонь как угодно, под любым углом, и в кабине представитель вооружённых сил Афганистана сидит и показывает в кого стрелять, а в кого не стрелять, чтобы потом к нам претензий не было.»
Студенты смеются, думая, что это он так пошутил. Но Коробов продолжает: « Это делается чтобы не спутать местного жителя с душманом, и чтобы затем разные там голоса ничего не могли сказать что мирных дехкан убили. А главная трудность заключается в том, что он днём крестьянин, или как по-ихнему дехканин, а как ночь становится душманом. Самый шустрый, разговорчивый и смекалистый, каким он себя хочет показать, Кирюшин вставляет: « Обрез под одежду и пошёл стрелять». Коробов: « И что самое интересное : ходить ещё хорошо не научился, а уже стрелять может.» Вторая трудность с которой пришлось столкнуться, - солдаты не могут как следует использовать рельеф местности. Поэтому на первых порах из-за этого много жертв было.»
Кирюшин снова успевает вставить слова : « Недавно капитана в цинковом гробу привезли.».
Коробов продолжает: « Всё виновата наша русская беспечность.» Лабутин: «Выпивают что ли там где не надо?» Студенты опять смеются. Коробов : « Там не выпьешь. Это сейчас вы смеётесь. А там надо каждую минуту помнить, что ты на войне, нельзя расслабляться. Вот, например, едут военнослужащие с задания, радуются, что успешно его выполнили, открыли люки в машинах, а душманы их и встретили. Главная трудность в том, что Афганская армия деморализована. Массовое дезертирство и пьянство. Поэтому многие районы находились в руках бандитов. Сейчас большая часть из них освобождены. Это и голоса тоже подтверждают.» Коробов делает паузу и смотрит в свою тетрадь: « Так, на чём мы остановились. На принципах обучения. Основные принципы обучения: единство политического и военного воспитания, специфичность обучения. Никто не скрывает, что в наше время в армии ещё есть недостатки. Но в последнее время что-то непонятное происходит в ней, по-моему мнению. А всё начинается с малого: если сегодня он честь старшему по званию не отдал, то завтра, если что случится на такого солдата положиться будет нельзя. Это не надо записывать. А вы что записываете?» Коробов смотрит на студента Михеева, по кличке «Гном». Михеев делая вид, что слегка засмущался: « Да нет, это я так, рисую. Во, смотрите, ничего нет.» Показывает ему тетрадь. Студенты опять смеются. Коробов, снисходительно улыбаясь, продолжает: « Так вот идут некоторые военнослужащие навстречу, и как будто не видят, отворачиваются. У кого совести побольше, тот ещё в сторону отбежит, а другой и нет прямо идёт. Ну а если остановишь его, а он не захочет что тогда?» В аудитории опять раздаётся смех. Коробов тоже слегка улыбается: « Бежать за ним не будешь, и милиционера рядом нет. Потом участились случаи преступлений в Армии, именно казарменных преступлений. Солдаты второго года службы, у которых срок службы истекает, как их там называют «деды»… Кирюшин снова успевает вставить пару слов:
« Старички, то есть.» Коробов продолжает : « … заставляют молодых солдат сапоги чистить, за себя работать, чтобы им мясо из супа отдавали…» Тут Кирюшин успевает скороговоркой произнести целый монолог: « Конечно. А почему нет? В своё время и над ними такая процедура была. Теперь и они это делают. А потом молодые тоже будут.» Коробов на эти слова не может не среагирует, потому что они противоречат его представлениям: « Вот, ясно что он говорит. Я смотрю, товарищ студент, вы очень много знаете, и много разговариваете.» Кирюшин заискивающе и как бы смущённо улыбается, делая извиняющийся вид. Коробов обращаясь непосредственно к Кирюшину : « Запомните, товарищ студент, чем меньше говоришь, - тем легче служится.» Коробов отводит глаза от Кирюшина и опять заглядывает в свою конспективную тетрадь. В это время Михеев тихо шепчет Кирюшину: « Ты договоришься, он тебе в туза въедет.» Все, кто слышали эти слова судорожно давятся смехом, но насколько только возможно сдерживают себя, наклоняя лица к партам. Коробов, услышав какой-то непонятный шум, поднимает голову от тетради. Студенты стараются придать лицам серьёзный вид и успокоиться. Коробов продолжает: « Нас в своё время по-другому воспитывали. Вот я сейчас вспоминаю учителей, нам всё вдалбливали , что наше поколение будет жить при коммунизме. Мы так и воспитывались: поменьше брать и побольше отдавать. Что всё будет бесплатно, начиная от общественного транспорта. Теперь же мы видим, что это не правильно. И вообще мы много ошибок допустили, и теперь их надо исправлять.» Студент Сувенко: « А вот почему тогда везде кукурузу стали сеять как помешенные?» Коробов : « Потому что наше правительство съездило в Америку и увидело, что там кукуруза огромная у фермеров растёт. И решили, что кукуруза, - это всё что надо. Не перегнав Америку по кукурузе, мы будем отставать по мясу, шерсти, молоку. И забыли о конкретных российских условиях.» Петя Сувенко: « Диктатуру надо, чтоб военные к власти пришли. Тогда всё станет на свои места.» Коробов: « Нет, наше правительство примет ряд постановлений, и всё станет на свои места. И мы лучше будем учиться и жить. Чтобы не было так : восемь лет падаем, а потом двадцать лет не можем подняться. Запишите дальше у себя в конспектах: высокая требовательность к подчинённым с заботой о них. Помню, был у нас командир батальона. Так с чего он начинал день. Не с поездки к командиру полка, а с солдатской столовой. Проверит чай, не воняет ли он селёдкой, сколько масло солдату положили.» Кирюшину опять неймётся и он снова успевает спросить: « А разве можно сразу сказать сколько масло положили.» Коробов : « Есть специальный талончик.» Сувенко : « Всё невозможно проверить.» Коробов: « А всё и не надо. Три, четыре порции проверил, и все будет видно. Посмотрит, не спрятал ли прапорщик куда мясо.» Кирюшин с недоверием в голосе : « И мясом кормили!?» Коробов : « В день положено давать солдату двести грамм мяса, не считая сало. В армии не следует проявлять панибратство и идти на поводу у подчинённых. Это только во вред. К примеру, со мной вместе учились двое. Поставили их командирами взводов. Один ничего, а второй не сумел взяться как следует, стал с подчинёнными пьянствовать. Сняли его с должности командира взвода и назначили кем-то по обслуживанию техники. Это значит, что если ты не будешь управлять взводом, то взвод начнёт управлять тобой. Или был ещё у меня такой случай. В армии есть традиция, - пробует первым завтрак командир. Я тогда только после училища был, молодой, ещё не женатый. Раз захожу в столовую, - тишина. Открываю дверь, смотрю, меня не дождались, сидят только ложки мелькают. Ну погодите, думаю, голубчики. Захожу в столовую и командую : « Тревога!» Им делать нечего вскакивают и семь километров туда и назад бегут. Петя Сувенко : « И вы с ними?» Коробов довольно улыбается: « Нет, я сначала тушёнки поел, а потом на машине их догнал. С тех пор такое больше не повторялось.»
Кирюхин с чуть ехидной усмешкой: « Вот я и говорю, дедушки насмотрятся на всё это, а потом в казармах тоже с молодыми будут делать.» Студенты, оценив правильность подмеченного, смеются. Коробов, не зная что сказать в ответ тоже улыбается.
На этом лекция по «Партийно-политической работе» заканчивается. Дальше по расписанию должны быть ещё три лекции, по другим дисциплинам, которые будут читать другие офицеры. Полковник Олесенко - «Воинские уставы», подполковник Кайгородов –« Военные дороги», Майор Межинский - « Подрывное дело». Студенты встают из-за столов по команде дежурного по взводу: « Равняйсь. Смирно.» Коробов даёт им команду: « Вольно. На перемену разойдись.» Кладёт свою тетрадь в чёрную кожаную папку и не спеша выходит из аудитории.
Вот уже почти три года студенты занимаются на военной кафедре. Занятия у них проходят раз в неделю. – по средам. В этот день они надевают тёмные или чёрные костюмы, защитного, цвета «хаки» рубашки и обязательно чёрный галстук. У девушек в этот день в институте выходной. Начальник военной кафедры полковник Шиш. В его подчинении находятся девять человек личного состава: полковник Олесенко, полковник Лысенко, полковник Коробов, подполковник Кайгородов, полковник Чугуевич, подполковник Прадед, подполковник Коренько, майор Межинский, майор Евстратов.
У большинства студентов сложилось мнение, что самый мягкий и интеллигентный из них полковник Коробов, а самый отвязный и непредсказуемый подполковник с такой армейской фамилией Прадед. Иногда он выдаёт такие перлы русского языка, что за ним можно ходить и записывать, чтобы потом читать их со сцены. Успех бы был обеспечен. Особенно замечательно он учил правильно маршировать студентов по плащу перед строем других студентов. Он шёл рядом с ним и показывал как надо делать. Если у студента получалось не так, как он хотел, то Прадед начитал руками поправлять студентов, как скульптор лепящий из податливого материала фигуру или как студента балетного училища. Он отводил руки на нужный размах, поднимал ноги, и правил головы. И при этом с украинским акцентом комментировал : « Да нэ махайте вы так сильно рукамы.» А если какие-то студенты начинали смеяться над его произношением и всем этим цирков, то подполковник Прадед предупреждал их: « Шо вы зубы сушите? А то сейчас тоже будете павторять.» Отношения между офицерами на кафедре складывались как и в любом коллективе по-разному. Несмотря на высокое звание на последнем месте в статусном списке стоял подполковник Кайгородов. Его иногда не приглашали на совместные застолья, и относились к нему как бы свысока. Это было заметно даже студентам. Кроме занятий на плащу студенты раза три выезжали на местность для проведения учебных занятий как говорили на кафедре «в месте приближенном к непосредственным боевым условиях». Два раза это было весной, и один раз зимой. С собой они вывозили ящики с учебными минами, сигнальные флажки, щупы для поиска мин и ещё кое-что из мелкой оснастки. Никаких несчастных случаев во время выезда и учений на местности за три года обучения не произошло, если не считать двух мелких неприятностей, которые случились со студентом - Яшей Ушеровым. Первая неприятность для него произошла в один из выездов при проведении занятий в «месте приближенном к непосредственным боевым условиям». Когда он слезал с закрытой бортовой машины, то решил спрыгнуть, взявшись за борт рукой. При этом он не заметил выступающего из борта ржавого гвоздя. Рука заскользила по борту, когда он прыгал, и гвоздь разорвал ему очень сильно ладонь. Кровь потекла ручьём. Испугались все, но особенно бывший с нами и курировавший взвод майор Межинский. Никакого перевязочного материалы с собой конечно не было. Пришлось рвать на ленты рубашку Яши. Но даже после перевязки кровь продолжала сочиться и падать на асфальт, превращаясь в тёмные пыльные окатыши. Яша стал бледный, насмотревшись на такое количество своей крови, но никто не ожидал, что он, потеряет сознание и рухнет как подкошенный почти навзничь, на асфальт. Его никто не успел поддержать. При этом, падая, он ещё ударился об асфальт головой. Студенты были в ужасе от произошедшего и тут же бросились поднимать его голову. Через несколько секунд к Яше пришло сознание. Всё это происходило на трассе далеко от города, поэтому начали ловить машину чтобы довезти Яшу в больницу. С ним отправили одного из студентов. На следующий день Яша пришёл в институт перевязанный в дух местах: одна большая перевязь была на руке, вторая поменьше на голове. В общем как будто побывал на настоящих учениях. Даже Хаимов, самый весёлый из студентов, очень любящий прикалываться не решился подшутить над ним, например, что его ранила «бандитская пуля». На этом судьба не перестала подшучивать над Яшей. Второе несчастье чуть было не случившееся с ним на военной кафедре так осталось для всех неразгаданной загадкой.
Это произошло ранней весной, когда студенты с песней маршировали повзводно на плащу ещё одетые в верхнюю одежду. На Яше была плотная куртка с толстым воротником. В одну секунду что-то свистнуло в воздухе и сильно ударилось в воротник Яши. Яша почувствовал удар и не понял сразу что это было. Он начал вертеть головой, полез щупать воротник и обнаружил в его складках пульку миллиметра четыре диаметром и шесть длинной. От этой находки большинство было в шоке. Откуда она прилетела, если плащ был обнесён высоким забором а ближайший дом находился на расстоянии метров за триста. Скорее всего она была выпущена из окна ближайшего дома из мелкокалиберного ружья или хорошей пневматики. Студенты начали смотреть по окнам, но никого не заметили. Если бы эта пулька попала в кого-то из них спереди в незащищённое место, то потребовалась бы серьёзная медицинская помощь. И даже если бы она попала сзади не в воротник, а скажем в шею или голову, то причинила бы болезненную травму. После таких случаев чтобы не искушать дальше судьбу Яша решил что он сугубо гражданский человек, достал справку о своей непригодности к обучению на офицера по состоянию здоровья ( по зрению ) и откосил от кафедры. Яша учился на специальности « Механика и математическое моделирование», где не училось ни одного человека отслужившего в армии, - все были со школы. У них не было отношений бывшего «дедушки», оттрубившего свой срок в армии и «салаги», пришедшего на военную кафедру сразу после школы. Такие же отношения были и в группах, где учились студенты с более высоким интеллектом и проходным баллом. Но были группы машиностроительного профиля связанные с литьём, сваркой, грузоподъёмными механизмами и т. д., где дело обстояло иначе. Именно в такую группу и попал Алексей после происшедшего с ним в прошлом году случая, когда его вначале исключили из комсомола, а потом чуть было не выгнали из института, но потом по решению ректора перевели в группу с более низким статусом, где учились люди менее развитые морально и умственно. «Дедушкам» хотелось снова показать себя, покомандовать над «салагами», чтобы они побегали, повыполняли их распоряжения. Именно отслуживших, и имевших звание от младшего сержанта до старшины и назначали командирами взводов. В зависимости от того, как складывались их отношения с «салагами» «дедушки» так с ними и обращались. Если с не служивший студентом у него были приятельские отношения, или он был приятен ему тем, что скажем был таким, что палец ему в рот не клади, как например Кирюшин, то «дедушка» давал ему всякие послабления. Если же студент был « ни то, ни сё» с его точки зрения, то есть был спокойный, сдержанный, задумчивый, и обладал характером скромным и воспитанным, или что ещё хуже малоразговорчивым и замкнутым, то такие получали по полной программе и во время маршировки на плащу, и на других занятиях. Но так как «дедушки» на кафедре не имели полной власти над ними, то главные свои угрозы переносили на то время, когда будут сборы в лагере. И даже те из студентов, кто не служил в армии, но был говорлив, боек, напорист, про которых говорят, что он даже кость из чужой глотки для себя вытащит превозносились над теми, от кого не могли получить достойного отпора каким- либо наглым выходкам, и кого называли «зачуханными». А те, кто находился на грани между ними боялись попасть в число «зачуханных».
Последние зачёты и экзамены перед сборами были сданы, незаметно подошло время, когда нужно было отправляться в лагерь. День отправки был жаркий и солнечный. Студенты собрались на платформе, возле двух последних плацкартных вагонов, которые специально были выделены под перевозку их в лагерь. Когда прозвучала команда «по вагонам» они начали спешно заполнять вагоны, стараясь захватить лучшие места для себя и своей компании, с которой предполагалось ехать. Это не обязательно были люди с их взвода. К тому времени как они начали рассаживаться по вагонам, некоторые места в них были уже заняты непонятливыми пассажирами, решившими, что здесь можно ехать комфортнее чем в других вагонах, более плотно забитых пассажирами. Но они в этом сильно ошибались. Некоторых из пассажиров, в основном это были мужики сразу же были вынуждены покинуть свои места, потому что с этих мест их прогнали. Но даже наиболее упорные пассажиры, которые были в большинстве своём женского пола, не хотевшие уходить в другие вагоны вынуждены были быстро ретироваться, когда поезд тронулся и вагоны наполнились гамом и матерщиной. Несмотря на то, что все окна в вагонах были открыты, было душно и жарко. В воздухе стоял сигаретный дым и довольно часто отборный мат. Чтобы скоротать время многие играли в карты или пили захваченное загодя не только пиво и водку, но и пиво с водкой. Со стороны могло показаться, что это едут новобранцы из колонии на два года службы, а не студенты с военной кафедры на полтора месяца сборов. Никого из офицеров с кафедры не было видно, наверно они ехали в другом вагоне. Дорога до лагеря была длинная, ехали часа три с половиной или четыре. Гражданское население, которое пыталось сесть в вагон по пути, быстро уходило в другие вагоны, особенно пассажиры с детьми. А старушки пугливо спрашивали: «Служить едите?» « Да, мать, в армию едем служить»- отвечали ей бойкие голоса. И они сами проходили дальше, в другие вагоны. Никому бы не пришло в голову, что это едут будущие офицеры. Алексею было временами стыдно смотреть на то, что происходило в вагоне. Он некоторое время сидел на нижней лавке и смотрел в окно на проносящиеся мимо просторные дали. Когда ему это наскучило, он забрался на верхнюю полку и сделал вид, что спит. На станцию следования поезд пришёл уже вечером. Смеркалось. Всех студентов построили повзводно и поротно в соответствии с группами, в которых они учились и пошли быстрым шагом, без передышек до лагеря километров пять. В лагерь пришли, когда было совсем темно. Перед построением дали пять минут привести себя в порядок. От быстрого солдатского шага многие покрылись испариной, некоторые с утра ничего не ели, поэтому хотелось есть и пить, особенно пить. Большинство разбрелось по ближайшим кустам по нужде. Алексей не рассчитывал, что жизнь в лагере начнётся сразу так резко, с пятикилометровой пробежки с личными вещами после которой так захочется пить. Он не захватил с собой в дорогу никакой жидкости, поэтому пришлось терпеть жажду, намокшую спину и довольствоваться сухим пайком, который был у него с собой. Кое- кто опустошал банку с рассолом огурцов, оставляя одни огурцы, кто-то пил сладкий компот, надеясь утолить жажду. Всё это происходило почти при полной темноте, если не считать одинокий фонарь, горевший на краю плаща лагеря. Наконец полковник Коробов скомандовал построение и начал читать наставление о том, как надо было вести военнослужащим в вагоне при транспортировке до воинской части, и что ему было стыдно находиться с ними в одном вагоне. Потом он дал команду разбиться по шесть человек на палатку. Началось шумное выяснение кто с кем должен быть в одной палатке, кончившееся тем, что, как и ожидал Евгений он оказался лишним в палатке со своими одногрупниками. Пришлось поселиться в палатку с совершенно не знакомыми ему людьми с другой группы. К ним поселили ещё один подселенца - бывшего одногрупника Евгения со специальности на которой он раньше учился. Кое-как разместились в палатке при свете тусклого фонарика, который взял с собой один из студентов и заснули без задних ног.
Почти в шесть часов утра на следующее утро в палатку заглянула голова дежурного по лагерю и сдавленным голосом полушёпотом, но одновременно и как бы пытаясь скомандовать, он протянул: « Просыпайтесь, сейчас подъём будет.»
Кто-то первым проснулся и стал расталкивать всех остальных: « Хватит дрыхнуть. Вставайте. Сейчас построение будет». Все нехотя стали пробуждаться, поднимать головы и спускать ноги на край деревянного настила, покрытого матрасами с простынями. Евгений и без того уже не спал минут тридцать. Сон его этой ночью был тревожный и прерывистый. Все начали натягивать на себя одежду и, натянув, сели на край кроватей в ожидании команды по лагерю на подъём и построение. Команда прозвучала, и студенты , уже заранее одетые начали не спеша выходить на построение. Так началась жизнь в военном лагере.
На первом построении в первый день после прибытия в лагерь полковник Шиш озвучил расписание мероприятий на день. Нужно было переодеться в военную форму, сдав свою гражданскую на хранение. Также из числа студентов нужно было найти музыкантов для сопровождения занятий на плацу и подачи сигналов по лагерю: горниста и барабанщика. Музыканты вскоре нашлись, как и писарь с хлеборезом. Всем им полагалось освобождение от некоторых обязательных для всех остальных занятий. Например, они могли не делать обязательные двух- трёхкилометровые пробежки после подъёма. После построения на плащу их переодели. Им выдали уже не новую, а ношеную но постиранную солдатскую форму, пилотку, которая не шла Алексею. В форме он чувствовал себя неудобно, и смущался своего вида. Первый день приказано было заниматься уборкой по лагерю, т. е. наведением порядка в палатках и возле них. И в первый же день он почувствовал, что угрозы бывших «дедушек» показать в лагере «как надо служить» начинают приводиться в исполнение. Именно «дедушек» отслуживших в армии назначались в лагере командирами рот и взводов. И вот один из таких ротных, которому Алексей не нравился ещё до лагеря, и который с его точки зрения был солобоном, не сносившим в армии ни одной пары сапог, и не почувствовавшим никаких «прелестей» солдатской жизни, за то, что не прошёл ни одной ступени солдатского унижения, которому сразу ни за что ни про что достанутся погоны лейтенанта. Почувствовав свою власть, именно его в этот раз он выбрал как объект, на котором хотел отыграться за всех не узнавших солдатской жизни. Что он мог сделать? Пытаясь унизить его, дать самую грязную, тяжёлую работу, какая была на этот момент. И он нашёл такую, скомандовав : « Рядовой Николаев, подойди сюда. Клумбу будешь делать. Бери лопатку и копай землю под клумбу. А потом нарежешь дёрна и обложишь её со всех сторон. Понял? Выполняй. И сейчас начинай. Вот лопатка.»
Спорить было бессмысленно, почему именно он должен копать землю под клумбу, в то время как другие убираются у себя в палатках, и возле них. Алексей взял лопатку, и нехотя начал вскапывать землю.
« Веселей, веселей!» - пытался голосом подгонять его ротный.
« А почему я один должен копать?»- наконец не выдержал Евгений.
« Что? Поговори ещё. Кто-то за тебя должен копать? Будешь весь срок в лагере только и делать, что копать!»- повелевающим тоном прогнусил ротный.
Но копать Алексею пришлось не долго, - не более пяти минут. Ротный увидел, что к месте, где происходило вскапывание клумбы приближается полковник Коробов. Сержант тут же засуетился, подбежал к Алексею и схватил у него лопатку со словами : « Ну всё, свободен. Иди пока.»
Он отбросил лопатку в сторону, и сделал вид, что здесь ничего не происходило.
Только теперь Алексею стало понятно, что вся эта потеха со вскапыванием клумбы была придумана специально для него, что никто из офицеров не давал никому из ротных и взводных распоряжения разбить клумбы.
Студенты с той палатки, в которой разместился Алексей видели всю эту историю со вскапыванием клумбы, всё поняли от начала до конца и сделали для себя выводы.. После этого с ними у него не стали складываться отношения. Причиной послужившей запуском механизма разлада отношений стала именно эта история со вскапыванием клумбы, и то, что среди своих одногрупников Алексею не досталось места в палатке, при распределении кто с кем будет жить. «Значит он не имеет у них никакого авторитета и никакой поддержки»- решили они. В некоторых группах подбирался такой тип людей, лучше сказать выстраивался такой тип отношений, в котором люди даже если они не были такими, то становились такими, какими должны были стать при подобном типе отношений. Это были отношения волчат, главной целью которых было не уступать ни в чём своим стайным братьям. Если один из них намеревался взять верх над другим, то нужно было стать не менее зубастым, чтобы отбить его нападение и не дать ему почувствовать власть над собой. Сила их заключалась в большей наглости проявлять своё превосходство даже над теми, кого они не были ни умней, ни талантливей. Желание подавить своим авторитетом у них было даже тех, кого они считали своими друзьями. Отношение взаимопомощи у них срослось с чувством превосходства, и от таких «друзей» можно было ждать любого мелкой подлости или обмана. Среди этих отношений складывалась определённая иерархия. Проявлялась же она в разных группах в большей или меньшей степенью и по-разному. Так, например, там, где раньше учился Алексей она была не заметна и выражалась только в вполне добродушных приколах. Кто был поостроумнее и поизобретательней в них, тот и был парнем на первых позициях. Учёба в ней имела своё место, но иерархию в ней была практически не заметна. В общем обстановка в той группе была здоровая. Но были и такие группы, в которых складывалась описанные выше отношения. И вот к таким людям Алексей и попал в палатку. Как всегда в незнакомом кругу он вначале был замкнут и немногословен, присматриваясь к обстановке. Но вскоре всё больше и больше стал отделяться от этой группы людей, становиться особняком, прежде всего потому, что они были ему не симпатичны со своими грубыми, хамавитыми к другим и друг другу, «шутками» и разговорами. Алексей никогда бы не смог стать с ними в одну колею, он не хотел встраиваться в иерархию их отношений. Они к тому же стали узнавать что из себя представляет Алексей у людей, которые ничего путного сказать кроме какой- либо гадости сказать не могли. Как подобное тянется к подобному, так и эти люди тянулись друг к другу. Это были люди одной компании, имевшие погоняла и общавшиеся по кликухам : «Гном», «Клетчатый», «Папаша». « Гнома» недавно чуть было не выгнали за пьянство из института, он учился кое-как, по несколько раз перездавая экзамены. « Клетчатый» был человеком без каких-либо моральных принципов, грубой души и непредсказуемой совести, - грубый хам с кулаками, огромный бугай с бычьей силой, и ограниченным умом, который не боялся никого из студентов и мог все вопросы решить кулаками, даже при споре в троллейбусе. До сих пор всё ему сходило с рук, и он ускользал от исключения из института и решётки. С ним старались не связываться и отходили от него. « Папаша» был подленьким хамелеоном, подстраивающимся под любую окружающую обстановку в зависимости от обстоятельств, если кого-то надо было продать или подставить он мог подставить или продать. Если захвалить, например «Клетчатого» в самой отвратительной ситуации, он стал бы хвалить его, как только мог. Если кого-то надо было «обосрать», он мог «обосрать» и назвать это приколом, если только всё совершённое им не несло для него какой-то неприятности или угрозы. И вот именно с такими людьми у них наладился контакт, что было само по себе показательно, поскольку как правильно говорит мудрость «скажи мне кто твой друг, и я скажу кто ты».
Особенно напряжённые отношения сложились между Алексеем и « Клетчатым». Как-то, это было ещё до лагеря, на плащу военной кафедры, когда группу студентов, - два взвода, оставили для отработки строевых приёмов и упражнений. Такие занятия назывались самоподготовкой. Старшие по занятиям постоянно менялись. Их назначал офицер, ведущий группу, или как его называли студенты «классный папа». В тот раз старшим назначили «Клетчатого», наверно руководствуясь тем, что команд такого не ослушаешься и не будешь их выполнять кое-как, а если кто-то что не так будет выполнять, то «Клетчатый» быстро поправит окриком или кулаком. Практически у каждого студента в этих группах были клички, некоторые из которых были образованы от сокращения фамилий, например « Ник», «Дым» или «Гур», некоторые взялись неизвестно откуда, например «Мастер» или « Клетчатый». Большинство кличек придумал «Гном», который всех называл по кличкам. Особенно охотно «Клетчатый» проявлял свои качества по отношению к людям, которые были слабее его, у которых не было надёжных друзей.
Как и в этот раз, офицерам с кафедры не хотелось отрабатывать со студентами на плацу по сорок пять минут строевой подготовки. Они некоторое время оставались на плацу, наблюдая как командует назначенный старшим студент, и иногда давали какие-то наставления. В тот раз, когда старшим по плащу был назначен «Клетчатый» вначале всё было также, но потом майор вообще куда-то ушёл. «Клетка» почувствовал себя хозяином ситуации и начал командовать: « Студент Николаев, выйти на три шага из строя. Налево. Шагом марш. Направо.»
Алексей доходил до края плаща и опять «Клетка» поворачивал его и заставлял идти до противоположного края плаща. В общем он стал гонять его по плащу, причём заставлял идти его как по уставу, поднимая на сорок сантиметров ногу и тянуть носок. В конце концов вся эта маршировка приняла комический вид и Алексей перестал ему подчиняться. Клетка свирепо кричал, но даже если это была деланная свирепость она легко могла перейти в настоящую: « Я тебе сказал вперёд. Шагом марш.» Но Алексей уже сошёл с места и пошёл становиться в общий строй, на своё место. Клетчатый тоже сорвался со своего места направляясь к Алексею с кулаками и вопя: « Стань быстро на место.» Стоявшие в строю в основном никак не реагировали. Кто-то про себя ехидно посмеивался, а Петя Сувенко посоветовал, видя, что не избежать драки: « Да стань ты на место. Пройдись. Не накаляй обстановку.» Клетка был физически крепче Алексей и своими здоровенными кулачищами мог бы легко изметелить его. Вдобавок к этому Алексей оказался бы не прав, потому что не выполнял команды назначенного старшим по самоподготовке. Если бы случилась драка, то Клетку слегка пожурили бы, и ничего ему не было, а над Алексеем с его синяками потешались бы, особенно в той группе, откуда он перешёл. Над его регрессом. Ничего не оставалось делать, как возвратиться на плац и продолжить это глумление. Через несколько минут, когда показался майор, медленно идущий к плацу «Клетка» как ни в чём не бывало скомандовал стать Алексею в строй.
Алексей отличался от соседей по палатке в лагере тем, что не мог сделать по отношению к другому человеку гадость, или издеваться и унижать его. Не лидерское положение в коллективе не должно была сочетаться с чувством свободы и самостоятельности. Он должен был поступать как зависимый от мнения этого коллектива человек. Поэтому возникали конфликты, в которых его хотели поставить на место зависимое и подчинённое. К тому же у него был замкнутый, малообщительный характер. Он был больше погружён в себя, и главная его жизнь происходила в нём самом. А среди такого коллектива он замыкался окончательно. Выразить своё мнение он мог только съязвив по отношению к кому-либо или чему-либо. Это также могло спровоцировать конфликты. Если в другом коллективе, где он раньше учился, думали в основном о учебных делах, стремились стать специалистами в избранном деле, понимая престижность их будущей работы; их интересовали интеллектуальные, продвинутые вещи из разных областей жизни, и межличностные отношения основывались на интересах общего для них дела, то теперь речь шла о людях, у которых никогда не было понимания того, что они своими словами и поступками унижают другого человека. Такие отношения у них были в порядке вещей. У них не было понимания ни такта, ни благородства, ни милосердия к чужой боли, ни понимания того, что они унижают достоинство другого.
Пребывание в лагере началось без раскачки. Каждое утро после подъёма в шесть часов была двухкилометровая пробежка, затем утренний туалет, построение на плацу после которого студенты со строевой песней шли на завтрак. Завтрак как и обед и ужин начинался и заканчивался по команде дежурного офицера. Если кто-то не успел проглотить всё положенное как удав, в отведённое время, то нужно было терпеть и ждать следующего кормления. Поэтому ложки и чашки мелькали ожесточённо, с большой скоростью. Питание было не очень здоровое и не в том количестве, которое полагается людям с большой физической нагрузкой. Мясо особенно в супе или борще выпадало далеко не всем и в минимальном количестве, да и густота содержимого тарелок оставляла желать лучшего. Иногда на целую тарелку плавали два или три капустные листика. Но студенты народ весёлый и по этому поводу вначале было много шуток, но под конец пребывания количество шуток сильно сократилось. Мясо или одно яйцо выдавалось только на праздник, такой как принятие присяги или в воскресные дни. В другие дни в качестве второго шло картофельное пюре вперемешку с консервированной рыбой или перловка тоже с рыбой. Студенты никогда не наедались и всегда были голодные. Но главное, что если вначале качество пищи, гигиена и санитарии никак себя не проявляли, то где-то в середине срока пребывания в лагере у многих произошло расстройство кишечника, и их пришлось отправить на лечение. А виноваты в этом как считало большинство были рыбные консервы. Эти консервы, получаемые из соседнего районного города явно были просрочены. Некоторые из банок уже надулись и их давно следовало бы выбросить, а не давать студентам в пищу. Но кто-то решил, что крепкий организм студентов справится и с этим, особенно когда они на сборах, то есть практически в армии. Почти всё сходит с рук в армии, тем более, если нет смертных случаев. На третье чаще всего был чай, - бледный, почти не сладкий, больше похожий на слабительное средство.
После завтрака полагалось двадцать минут свободного времени. Потом начинались занятия по учебной программе в открытом классе, на свежем воздухе, до обеда. С песней и строевым шагом сходив на обед и с обеда, опять приступали к прерванным учебным занятиям. Чаще всего это были уже практические занятия с выходом на полигон. Занятия заканчивались в четыре-пять часов, ещё оставалось много времени, - примерно часа полтора. Потом было построение и занятия на плацу, за час до ужина, и после ужина оставалось время, которое можно было использовать по-своему усмотрению до отбоя. Но обязательным занятием в это время была подшивка подворотничков на завтра. Отбой был в десять часов. Таков распорядок жизни в лагере был каждый день с небольшими изменениями. Мероприятия вносившие изменения в привычный распорядок были марш-бросок на восемь километров до стрельбища со стрельбой на меткость и обратно бегом тоже восемь километров. Или марш-бросок на пятнадцать километров до ближайшего города, прохождением маршевым шагом по городу, и возвращение в лагерь. Но таких мероприятий за весь период жизни в лагере планировалось всего три: два раза марш-бросок по восемь километров и один раз на пятнадцать. На самом же деле было два марш-броска: их количество уменьшили на один восьмикилометровый, посчитав, что и оставшихся испытаний достаточно. Перед первым восьмикилометровым марш-броском многие волновались и обсуждали, как правильно выбрать тактику бега. И вот день настал. После обычного завтрака и небольшого отдыха лагерь был построен на плацу. У каждого студента была свёртка ( шинель свёрнутая особым образом) и автомат. Бежать предстояло в кирзовых сапогах и солдатском кителе. Была дана команда и все побежали. Первые сотни метров бежать было легко. Но уже после километра многие стали стаскивать с себя сапоги, связывать их между собой и, перебросив через плечо продолжать бег. Никто этому не препятствовал. И хотя после первого километра Евгений не почувствовал ещё ни усталости, ни неприятностей с ногами, но и он за компанию сбросил сапоги и побежал оставшийся путь босиком. Рассказывали, что так же босиком бегают китайцы тридцатикилометровые дистанции, вырабатывая выносливость. Со стороны наш вид был наверно уморительный, не хуже чем у китайцев на тридцати километрах, если учесть, что часть дороги проходила по автомобильной трассе и мимо нас проносились машины с любопытными физиономиями выглядывавшими из них. С грехом пополам, обливаясь потом, и покрытые пылью, студенты-курсанты подбегали к стрельбищу, омывали ноги перед стрельбищем водой из колонки и вновь обувшись в сапоги подбегали к стрельбищу. Перед стрельбой им дали время привести себя в порядок и передохнуть. Вид у большинства был угарный. После стрельбы предстоял обратный путь, психологически более лёгкий, но не менее трудный физически. Кто-то уже большую часть пути просто шёл, кто-то преодолевал перебежками, кто-то всё ещё держался и бежал, - в зависимости от оставшихся сил. Алексей не был в числе прибежавших первыми, но и последним он не был. Он прибежал во второй половине группы. Всё тело болело, а ноги ныли. В этот и последующий дни ничего не хотелось, кроме как растянувшись лежать без движения на настиле с матрасом. Марш-бросок на пятнадцать километров должен был быть через десять дней, уже после принятия присяги. Перед днём принятия присяги пришла спецмашина для принятия душа и был устроен банный день, а лучше сказать помывочный, потому что это была не настоящая баня, а помывка под тёплым душем. Следующий день был днём принятия присяги. Ко многим приехали родители для участия в проведении церемонии. Но среди них не было матери Алексея, потому что он ничего не написал ей об этом, и не стал её беспокоить. Приехали родители тех студентов у кого были машины, потому что лагерь, как было уже сказано, находился в восьми километрах от районного городка, до которого ещё нужно было ехать почти триста километров. Дальше в лес автобусы не ходили. Алексей понимал, что он не свяжет свою жизнь с армией и поэтому к дню принятия присяги относился достаточно равнодушно, хотя день выдался даже по погоде праздничный, - солнечный и тёплый. После приезда родных на принятие присяги самым приятным событием в лагере было получить письмо из дома. Странно, но воспринималось здесь оно даже после небольшой разлуки с домом как весточка из жизни, с которой уже давно расстался и где обязательно должно происходить что-то всё самое важное и значительное для тебя в твоё отсутствие. Почти сразу после принятия присяги погода испортилась. Но на этой неделе предстояло совершить марш-бросок на пятнадцать километров. К тому времени первоначальных сил с которыми прибыли в лагерь от плохого питания и постоянного физического тренажа у большинства поубавилось, и марш-бросок дался со значительно большим напряжением чем первый, на восемь километров. С самого начала бега Алексей почувствовал во всём теле усталость и сопротивление организма бежать дистанцию. На нём снова была свёртка и автомат, которые на этот раз как будто тянули его к земле, постоянно хотели сползти и упасть или ударить жёстким прикладом. То ли он восстановился плохо после всех прошлых тренажей, то ли от постоянного скудного и плохого питания сил на этот раз не осталось. Алексей бежал задыхаясь, хватая воздух и останавливаясь. Он стал отставать от основной массы бегущих. И здесь возле него появился « Клетчатый». Вначале он даже пытался помочь Алексею и, взяв его свёртку побежал с двумя свёртками. Но потом, видя, что и без свёртки Алексей не может бежать и отстаёт, стал сзади толкать его в спину, подгоняя. К этому времени силы совсем оставили его. Ему надо было остановиться и отдышаться несколько минут, но «Клетчатый» напирал сзади, толкая его локтями и, пиная. Через одышку, задыхаясь, Алексей пытался сказать чтобы «Клетка» перестал его толкать, но «Клетка» делал это только яростнее. Скоро должен был вообще наступить ступор. Чем бы закончилось это безумие неизвестно, если бы сзади не послышался шум приближающейся машины. Что это за машина стало ясно только тогда, когда она поравнялась с ними. Это была грузовая с открытым кузовом машина, которая подбирала бегущих по дистанции, уставших и отстающих студентов. На ней уже были люди и в немалом количестве. Когда этим, двоим стало понятно, что это за машина, они кажется на полном ходу уцепились за её борта и перевалились внутрь, в кузов. Машина остановилась. Из кабины высунулся полковник Коробов и спросил: « А где эти два мужика, которые на дороге метались?» Ему ответили, что они уже сидят в кузове. Полковник произнёс: «Молодцы, быстро сообразили», -захлопнул дверцу и машина тронулась дальше, собирая на пути всех с кем ровнялась. Кузов был переполнен. Студенты полусидели и полулежали друг на друге в два ряда, прижатые к борту, качаясь из стороны в сторону на ухабистой лесной дороге, придавливая друг друга телами, сапогами и автоматами, и опасаясь вывалиться за борт, потому что многим держаться было не что. Это был такой аттракцион. Но они были готовы вынести любые мучения в кузове, чем ещё несколько километров бежать. Машина вышла на асфальт и ситуация в кузове стала спокойнее. Вот так, с набитым до отказа кузовом машина и приблизилась к месту финиша марш-броска. Последние несколько сот метров перед финишем пришлось всё-таки слезть с машины и ещё раз пробежаться. Потом было построение, с анализом всего происшедшего, было прохождение маршем по улицам районного городка студентов несвежего вида, уставших и грязных, потому что погода к этому времени изменилась, и пошёл дождь. Некоторые пытались отмыть грязь и утолить жажду, водой из попадавшихся по пути колонок. Наконец нужно было возвращаться в лагерь и все снова залезли в кузов машины. Всё это время, начиная от того момента как чуть было не случился с Алексеем ступор он чувствовал себя отвратительно: его тошнило, было лёгкое головокружение, рот пересох, мучила жажда. Поэтому всё то, что дальше происходило в этот день, он выполнял почти автоматически, интуитивно . Пятнадцатикилометровый марш-бросок стал для всех настоящим испытанием. В нём, как и всегда не участвовали только заболевшие, в числе которых был заболевший пищевым расстройством Хаимов , и отслужившие в армии, носившие в лагере хромовые сапоги и не участвовавшие во всех этих марш-бросках.
В палатке первые пять дней кроме Алексей жил ещё один студент, не имевший никакого отношения к этому коллективу. Это был бывший сокурсник Алексея - Андрей Бачурин. Ему тоже не хватило места при распределении спальных мест в первый день приезда в лагерь. Нахождение в чужом коллективе, в непривычной обстановке и общение с людьми описанного выше типа тоже не радовало его. Поэтому через несколько дней, он благополучно переселился из палатки в свой коллектив, который все-таки нашёл для него место в своей палатке. Бачурин был умный и порядочный молодой человек, и ему было неудобно жить в компании больше похожей на стаю, хотя он иногда подыгрывал им, чтобы не отрываться от «коллектива».
В свободное от занятий время после ужина до отбоя каждый мог заниматься тем, чем хотел. Кто-то, их было двое человек в лагере, захватили с собой гитару, и собравшись на свежем воздухе подбирали аккорды и обсуждали какие-то музыкальные темы, кто-то читал книгу, кто-то приводил свою внешность или одежду в порядок, а кто-то как «Папаша» пил резьбу, то есть тройной одеколон, который он захватил с собой в лагерь. При этом он сильно морщился, громко кряхтел и объяснял своё пристрастие тем, что : «Так хочется что-либо хлебнуть, чтобы забыться от этой поганой жизни».
В палатке где жил Алексей довольно часто занимались тем, что устраивали по вечерам в почти полном мраке вечера словесного остроумия, в которых каждый хотел поучаствовать и отличиться. Но их остроумие носило злой, недоброжелательный, уродливый характер. Если говорили о женском поле, то чаще всего в их разговоре присутствовало слово «сука» и «трахнуть», всех кто им не нравился называли «дебилами», а не нравились им почти все и всё. Порядочный человек просто не смог бы с ними ужиться. Они бы утомили его гнусными разговорами и подлыми шутками с неприкрытой безнравственностью. Он томился бы в темнице совместного с ними существования. Вот примерно так чувствовал себя и Алексей, находясь вместе с ними в палатке, понимая абсурдность совместного с ними существования и не имея никакой возможности уйти от них. Но это была наверно не одна такая палатка в лагере. Как-то на построении на плацу начальник лагеря полковник Шиш зачитал письмо, - плод коллективного творчества студентов из какой-то палатки. Это был ответ на письмо, которое прислала какая-то, судя по -всему наивная девушка, желавшая познакомиться с молодыми людьми, студентами-курсантами, и будущими офицерами, которые проходят сборы в военном лагере. По своей не испорченности она полагала, что это приличные молодые, воспитанные люди, и она сможет найти себе друга, у которого перспективное будущее. Она была жительницей районного городка, который находился в восьми километрах от лагеря. Неизвестно как это письмо попало в руки компании оголтелых и гнусных юмористов, которые и написали ей свой ответ. Получив его, она отослала письмо обратно в лагерь, начальнику лагеря. Полковник Шиш, на построении держа в руках их письмо, начал так: « Я хочу прочитать вам одно письмо. Какие мерзавцы написали такое письмо девушке? Они порочат честь студента и будущего защитника Родины. Вот послушайте.» Он, раскрыв письмо и начал читать первые строки из него: « Ты хочешь познакомиться с кем-либо из курсантов. Ну что ж мы тоже не против. Приходи к нам в лагерь сучка. Мы тебя трахнем здесь всем лагерем, и ты сразу забудешь своё желание шляться и знакомиться…» Шиш продолжал: « Я не стану читать всё что здесь написано, но те кто это написал будут найдены и наказаны.» Однако никто не был найден и не был наказан.
Эта свойственно для русского человека: пообещать наказание и выполнение законных требований, и всё потом спустить на тормоза: никого не наказать и не выполнить ничего из обещанного. А если начнут требовать, - ублажить словом и успокоить требующего справедливого воздаяния по заслугам и волокитой и отписками протянуть время, затем снова пообещать разобраться и начать гонять по инстанциям, заверяя, что данный вопрос не в его компетенции. Никогда не взваливать на себя груз ответственности, выполняя свои обязанности по-справедливости и до конца. Никогда никому нет ни до чего дела, если это не касается его лично. Большей частью, всё то, о чём говорится или всё что есть, - одна видимость, оболочка, существующая только для того чтобы проводить свои интересы, иногда устраивая показуху. И только тогда, когда дело касается своих интересов, любой готов лечь костьми для его выполнение. И такое наплевательское отношение к своим прямым моральным обязанностям по отношению к друг к другу можно встретить везде. В лагере оно тем более не было исключением.
Студенты по очереди по два человека ездили на два дня в военную часть, которая находилась в двадцати километрах от лагеря для дежурства на КПП. Поездка в военную часть была отдушиной, временем, когда можно было расслабиться и отойти от лагерной жизни. Здесь было пригодное для употребления питание, вкус которого уже стали забывать в лагере и сравнительно размеренный образ жизни. По утрам не нужно было вскакивать без десяти минут шесть и заправлять кровать, строиться на плацу и бегать по два километра. Не надо было маршировать на плацу и с песней идти в столовую. Подъём здесь был около семи, умывание, после, не спеша шли в столовую, и ели пищу у которой была густота и вкус, да и обедать можно было лихорадочно не спеша, - не так как в лагере. По сравнению с лагерем жизнь в казарме казалась домом отдыха. На территории части был военный магазин, в котором Евгений купил дефицитную по тому времени сгущёнку и килограмм шоколадных конфет. Сгущёнку он хотел оставить для дома, а конфеты решил съесть в лагере когда голод будет давать о себе знать после скудного казённого питания. Нездоровая атмосфера существования и питания была насилием над его организмом, и организмами других курсантов. У некоторых в лагере стали обостряться хронические заболевания и появляться новые. У одного из студентов произошло обострение язвы желудка , что само по себе не было удивительно, учитывая питание и его скверный характер, обострявшие нагрузку на нервную систему. Людей, на которых повлияло пребывание в лагере было немало, но особенно убийственным стало неожиданное для окружающих расстройство у одного студента, которое называется энурезом. Он стал мочиться в постель во время сна , чем доставлял неприятность не только себе, но и находившимся с ним в одной палатке. Они ругали его всякими словами, наверно даже и пинали. На него показывал пальцем весь лагерь. Он стал изгоем. Ходил как опущенный. До офицерского руководства лагеря доходили слухи о не совсем уставных отношениях между студентами-курсантами. Однажды полковник Коробов сказал: « Боюсь, что из какой-либо палатки по утру труп вынесут.» После того как о его болезни стало известно офицерам, не добыв положенного срока его отправили домой. Что случилось со студентом так и не поняли. Скорее всего слабая нервная система дала сбой. После двух дней пребывания в воинской части возвращаться в лагерь, в гадюшник очень не хотелось. Не сказав никому из тех, кто с ним жил в палатке ни о чём Алексей сложил банки со сгущёнкой и конфеты в дорожный чемодан, а поставил его далеко под настилом. В тихие голодные вечера перед отбоем он доставал шоколадные конфеты и ел их, свёртывая и бросая бумажки фантиков далеко под настил. Делиться с соседями по палатке он не хотел, особенно с тремя из них, потому что и они с ним ничем не делились и отношения с ними не были приятельские. Даже, несмотря на всё это он вначале хотел поделиться с ними, но потом, вспомнил как они оскорбительно разговаривали с ним, иногда разговаривали между собой в третьем лице о нём, в его присутствии. Однажды Алексея потянуло заглянуть в дорожный чемодан, стоявший под настилом. Он открыл его и не увидел внутри ни одной банки сгущёнки. Вначале он не поверил своим глазам и стал перекапывать содержимое чемодана, но странно было бы их обнаружить где-то на дне, поскольку чемодан был не такой большой. «Неужели эти уроды рылись в его дорожном чемодане, вытащили и пожрали всю сгущёнку, не оставив ни одной банки?» - мелькнула мысль у него в голове. Ну а кто ещё это мог его обчистить? «Значит, они лазили в чемодан и может быть не один раз.» На душе стало ещё неприятнее прежнего. Так могут поступать только подонки: рыться в чужих вещах и забирать то, что нравиться почти открыто. Вечером, когда все собрались в палатке Алексей всё-таки решил поговорить об этом. Он начал разговор без предварительных вступлений:
« Я хочу узнать, кто из вас лазил в мой чемодан?»
« Ты смотри как он заговорил. А то что будет?»- поинтересовался один из них.
« В рог тебе заедет, - вот что будет.» - проговорил другой.
« Я хочу узнать, кто лазил в мой чемодан?»- повторил вопрос Алексей.
« Да никто в него не лазил».
« Ну а куда из него пропали мои вещи?»
« Какие вещи?»
« Шесть банок сгущёнки и конфеты.»
« На сладенькое потянуло. Конфеты под одеялом трескаешь. Полное подполье фантиков набросал. Хоть бы ребят угостил. Как ты дальше будешь жить среди людей.»
Алексей хотелось сказать: « А с какой стати я должен был вас угощать, если вы меня никогда не угощали.» Но он не сказал этого, промолчав. Ведь сказать так означало вывести разговор на новый виток неприятного разбирательства и ожидаемого от них словесного «поноса».
« Да мы бы и не взяли от того кого жаба душит»- проговорил один из них.
« Положите на место банки которые взяли,»- сказал Евгений совершенно не надеясь на это.
« Они уже давно в очко прошли. Ими «Гном» закусил.»
Спрашивать как это произошло и когда было бесполезно. Алексей больше нечего было сказать в ответ никому из присутствующих или тем более упрекнуть их в чём-то. Ещё более бесполезным делом было о чём-то говорить с «Гномом». Это бы было самым бесполезным и глупым делом. На следуюший день недалеко от лагеря на мусорной куче он нашёл пустые банки из-под сгущёнки. Сомнений не осталось, что это были те самые банки.
Алексей был одиночкой для них, не примыкавшей ни к какой группе, и поэтому был легко уязвим. После кражи банок и случившегося разговора они решили «пошутить» над ним. Как-то вечером после отбоя Алексей как обычно лёг в свою постель и собирался уже заснуть, как неожиданно почувствовал, что под его простынёй произошло какое-то шевеление. Алексей не успел ещё испугаться, на что скорее всего была рассчитана подобная выходка, как шевеление прекратилось. Алексей никак внешне не прореагировал на это шевеление и остался всё так же спокойно лежать как лежал, но стал лихорадочно соображать что это такое. Буквально через три секунды снова что-то зашевелилось под ним. Он почувствовал что это что-то неживое, какая-то штука, которую специально положили под простыню, и приводится в действие механически одним из его соседей. Он стал ощупывать то место под простынёй, где только что происходило шевеление. Это было что-то похожее на провод, к которому была привязана более тонкая нитка. Алексей ухватился за нитку и оторвал её от проволоки. Сосед, тащивший нитку снова начал её тащить, но она оказалась у него в руках. Он понял, что Алексей оторвал её от проволоки. Кто-то из его соратников шепотом спросил его:
« Ну что там?»
«Оборвал», - тоже шепотом проговорил исполнитель шутки.
Шутка не удалась. Посмеяться и поиздеваться не получилось. Он никак не выразил своего отношения к ней, как будто ничего не произошло. Показать им, что ты озлобился на них, означало ещё больше раззадорить их внутренний негативный потенциал продолжать делать гадости или даже возможность спровоцировать драку. Впервые Алексей почувствовал на себе что значит стать объектом для чьей-то недоброй шутки, которая замышлялась как насмешка над ним.
После этого намерения пошутить над ним подобных попыток больше не происходило. Но зато сама природа под конец их пребывания в лагере решила подшутить над ними. Пошли дожди. И многие палатки дали течь в одном или нескольких местах. В той палатке, где жил Алексей течь оказалась ровно на том месте, где он спал. Благо то, что дожди были непродолжительные, и те, кто попал на протекающие места, сушили свои постели при первом благоприятном моменте или в коптёрке, которую специально открыли по такому случаю и топили. Хотя настоящие горячие летние дни уже прошли, но стояла пора наступившего бабьего лета, с тёплыми и светлыми днями. Утром было прохладно, градусов девять, но к обеду воздух прогревался до двадцати, двадцати двух. Встав с сырой, местами влажной постели нагретой теплом тела за ночь, утренняя прохлада казалась неприятной, а иногда невыносимой. Нужно было во что-то закутаться, чтобы не чувствовать холод. И кутались в основном в шинели, рассуждая о том, что в городе, при такой температуре они хорошо бы чувствовали себя и в рубашке с коротким рукавом. Ещё говорили о том, что в этих палатках призванные на сборы «партизаны», отслужившие свой срок лет пятнадцать назад срочники, призванные на сборы живут до конца ноября месяца. Удивлялись, как они выдерживают в таких неподходящих для жизни условиях. Строили свои предположения, что наверно наваливают на палатки сосновые ветки и если есть снег, то и снег. Студенты считали дни до дембеля, рассуждая о том, что они первым делом сделают, оказавшись на свободе. Только сейчас они в полной мере почувствовали, что означает сладкое слово «свобода». Кто-то получил письмо от своей сокурсницы в котором она писала ему , что ждёт его из лагеря у себя дома и хочет провести с ним ночь, кто-то после полутора месяцев полуголодного существования мечтали просто поесть нормальной домашней пищи, потому, что к концу лагеря горько шутили, что ещё немного и начнут сбивать шишки с деревьев и питаться шишками. Алексей стремился общаться вне палатки с нормальными людьми, близкими ему по духу. Он вообще старался проводить как можно больше времени вне палатки, и приходил туда только к самому отбою.
Осталось ещё побывать в наряде на кухне, и пройти учения по наведению понтонной переправы через реку. Для работы на кухне каждый взвод выделял по два человека ежедневно. Дошла очередь и до Евгения. Он, как и на дежурство на КПП военной части на наряд по кухне пошёл вместе с Гуровым. Это была обычная для кухни работа: несколько человек чистили на весь лагерь картошку, расставляли металлические миски для еды, и всё что к ним полагается, стаканы, носили и раскладывали хлеб и кастрюли с едой. После завтрака, обеда и ужина это всё убирали и мыли в растворе обезжиривающем тарелки, ложки и вилки. Так как людей было много, то это была серьёзная, нелёгкая работа. Под конец, когда казалось, что уже можно отдохнуть вдруг выяснилось, что нужно два человека в офицерский городок. Для чего – не понятно. Евгений пошёл туда вместе с Гуровым. Городок был к этому времени пуст. Добротные деревянные дома офицерского городка зияли тёмными окнами. В последнее время на выходные все офицеры постоянно уезжали кто куда. Оставался только один из них, который следил за порядком в лагере. Они видимо к этому времени уже выполнили почти всю программу запланированную на работу лагеря и теперь больше стали расслабляться, хотя и раньше сильно не напрягались, ежедневно выделяя по графику из своего состава по одному или двух человек, которые занимались с лагерем, гоняли студентов-курсантов обучая их солдатскому быту. Иногда кому-то из курсантов доставалось по физиономии от них. Однажды, на стрельбище, когда один из студентов уже отстрелявшись обернулся к полковнику Чугаевичу, то получил от него по «морде» за то, что обернулся к нему держа в руках пистолет, направленный на него, хотя пистолет не был уже заряжен. Но Чугаевич не стал в этом разбираться, а таким образом пресёк привычку направлять пистолет на людей. К этому времени у свободных от занятий офицеров была своя программы жизни на сборах. Они ездили отдыхать подальше от лагеря на речку, захватив с собой выпить. Там они купались, ловили рыбу, отдыхали и общались с женщинами, которые неизвестно откуда там иногда появлялись . В этот осенний вечер в офицерском городке был только полковник Середа. Он вызвал к себе в офицерский городок двоих студентов Николаева и Гурова только для того, чтобы они следили за котлом, в котором он варил собранные им за день грибы, вовремя подкладывали дрова, и помешивали содержимое котла. Так до глубокой ночи они и просидели у котла.
Учения по наведению понтонной переправы через реку стало заключительным испытанием для студентов. День как по заказу выдался солнечный и тёплый. И, пожалуй, это испытание оказалось наиболее простым, не требовавшим от организма перенапряжения или какой-то сверхконцентрации сил . Переправу через реку шириной метров в сорок навели без особых проблем, хотя не обошлось без крика и мата. Прежде всего, наверно потому, что организм физиологически и психически огрубел и привык к преодолению разных солдатских задач, которыми пытались их загрузить и сделать их пребывание в лагере службой вместившей в полтора месяца лагерной жизни два года солдатской службы, как говорили офицеры с кафедры. Только у служивших в армии остались от лагеря лёгкие, приятные впечатления, потому что им разрешалось на выходные уезжать домой, разрешалось не бегать марш-броски, не делать утренние пробежки и делались другие послабления. Заключительное испытание было пройдено и можно было потихоньку готовиться к отъезду. То, что пребывание в лагере для многих стало испытанием особенно ясно стало тем, кто оставшись в лагере последними должны были грузить на машины солдатские кителя и брюки которые носили студенты-курсанты в лагере. На многих из них так и остались висеть комсомольские значки и значки ударников ВЛКСМ за разные года, находили вещи забытые в карманах. Значки и вещи забыли снять и забрать, спеша на свободу. Голова была полна другими мыслями. Им хотелось побыстрее снять с себя надоевшую одежду несвободы.