Мы не то, что мы видим

Юлия Марсянова
Часть первая. «Правда»

Он шёл по улице среди толпы
Ничем не отличимый от прохожих.
Душа в нём – ангел, внешность – отрок тьмы:
Слились навек две сути непохожих.
Он добр душой, и мысли в нём прекрасны,
Светла в нём вся природа изнутри.
Но только лишь старания напрасны  -
Все говорят: «Уродливость сотри!»
Он шёл своей дорогой бренной
И помогать в пути был рад тому,
Кто возмолился, горем убиенный.
Ждал помощи, влача судьбы хомут.
Без страха и сомненья тени,
Он нёс добро сквозь сумрачные дни.
Не зная грусти, устали и лени,
Идя через болота, реки, пни.
В лицо ему плевали и смеялись,
Из дома гнали, хлеба не подав.
Как над зверушкой дикой издевались.
Ни разу так «спасибо» не сказав.
За внешность был жестоко он наказан,
Его судьбы врагу не пожелать.
Но всё же к людям нежно он привязан,
Всё так же им стремится помогать.
Он руку протянуть не побоится
Во тьму глубин, чтоб выбраться помочь.
Но видит пред собою злые лица,
И руки, что указывают прочь!
Идёт он вдаль, ища себе отчизну.
Ничто прося в замен, делясь добром.
Но так порой бываем мы капризны…
И платим мелочностью, подлостью и злом.
Пугал он видом всех, кого встречал.
Заговорить с ним не было приятно.
Но в глубине души его печаль –
Казалась для прохожих непонятной.
А он хотел, чтоб люди не могли
Страдать от боли, помнить огорченье,
Чтоб в сердце только радость берегли,
Продлилось вечно милое многновенье.
Устав брести по жизненной пустыне,
Он на краю у пропасти стоит.
Никто не осмеёт его отныне,
Никто добро души не посрамит.
Один шажок – и кончены страданья,
Один шажок… Но разве виноват.
Что миром правят не любовь и пониманье,
А черствость, низость, глупость и разврат.

Часть вторая. «Справедливость»

В пыли дорожной скрыты башмаки,
Усталый взгляд, растрёпанные косы.
Разрез кровоточащий вдоль руки.
В палящем солнце высохшие слёзы.
Слегка не так застёгнутый кафтан,
Он выцвел весь, поблекли краски лета.
Внизу полуоторванный карман.
Лишь пуговицы в ряд, но разным цветом.
Такой она вошла в огромный храм.
Боясь споткнуться, двигалась вдоль стенки.
Дрожащею рукой свой скинув хлам,
Она присела, молча, на коленки.
И долго в тишине свою печаль
Таила незнакомка от прихода.
Пока не скинув темную вуаль
К ней не пристала дама из прохода.
И здесь завёлся странный разговор.
Охотно отвечая на вопросы,
Качала в сторону девица головой,
И нервно теребила свои косы.
В толпе зевак, собравшейся вокруг,
Лишь юный лекарь догадался сразу,
Какой такой неведомый недуг
Мешал на мир смотреть открыто глазу.
«Она слепа» - с упреком заявил
Спешивший выйти прочь из храма парень.
И в этот миг огромный зал застыл…
Застыл и взгляд, окутанный слезами.
«Да, я слепа уж очень много лет.
Почти не помню красок лета, осень.
Хочу я видеть снова и рассвет,
И речку, зелень дальних просек.
Но жизнь моя проходит в темноте.
Лишь тем полны и живы ощущенья,
Что кто-то по душевной доброте
Опишет в точности текущее мгновенье».
И в этот миг, прервавши монолог,
Молчание толпы разверзлось смехом.
Никто сдержаться более не мог,
Для каждого нашлась теперь потеха.
И не поняв, что вдруг произошло,
Вскочила девушка, пытаясь прочь уйти.
И снова ранит руки о стекло,
Препятствия не видя на пути.
И вырвавшись на волю как зверек,
Она бежит и слышит смеха взрыв.
Не ведает она, что поперёк
Её нелегкого пути лежит обрыв…

Часть третья. «Любовь»

На площади сидел старик в базарный день,
Пред ним прилавок скромный, неуклюжий.
Лишь вывеска, былых успехов тень,
Служила украшением снаружи.
Никто не знал его и кем он был,
Зачем по выходным ходил на площадь.
Чем зарабатывал и где он жил.
Никто не знал, для всех так было проще.
А он сидел и в дождь, и в снег, и в зной.
Как будто для него нет непогоды.
И за полночь уже он шел домой.
С рассветом же сидел уж за работой.
 Вот так проходят дни, недели, год.
И не один, их сосчитать непросто.
Но что старик такое продает?
И почему не пользуется спросом?
Прилавок полон, яркий и живой,
Свет бликами и искрами играет.
Найдётся у него на вкус любой,
Всё что душа и разум пожелают.
Его товар как будто из тепла,
Из радуги и солнечного света.
Он продает фигурки из стекла
И дарит пожелания при этом.
«Вы берегите сей бесценный дар,
Пусть хрупок он, но все же очень важен.
Я точно знаю, я ведь очень стар» -
Бывало, покупателю он скажет.
«Так что беречь, и в руки не возьмешь,
Рассыпается от резкого движенья.
Ты что, старик, такое продаешь?
С таким добром продай еще везенье».
Так ухмылялся каждый продавцу.
И день за днём товар лежал на месте.
Упрёки он встречал лицом к лицу,
Не уронив достоинства и чести.
Один прохожий задержался вдруг.
Рассматривая что-то на прилавке.
«Скажи, какую цену хочешь, друг?» -
Спросил про две стеклянные булавки.
«Бери. Дарю. Такое не продашь,
Не купишь золотой монетой» –
Старик с улыбкой прослезился аж,
И обернул подарок свой газетой.
«Храни его, ведь сей бесценный дар
Ты первый взял, не побоясь последствий.
Я ведь для мира даже очень стар,
И много видел горестей и бедствий.
Но даже в трудный самый тёмный час,
Когда отчаянно захочется заплакать,
Подарок этот не оставит вас,
И впереди рассеет гущу мрака».
И он ушёл, с игрушкою в руках.
Приняв как дар всё волшебство и хрупкость.
За сотни лет работы старика -
Он победил впервые в сердце грубость.

Часть четвёртая. «Сострадание»

Обрыв. Тропа. Травой поросший край,
Лачуга да разбитая долблёнка –
Вот всё, что есть, что хочешь – выбирай.
Вот всё, что было пред слепой девчонкой.
«Постой, постой, не рвись шагать вперед.
Безжалостна порой бывает бездна.
Поверь, прошу, к тебе твой час придёт,
Пока живи со мною безвозмездно»
И, взяв за руку, к дому повела.
Дала воды и помогла раздеться,
Давала всё, что дать сама могла –
Ей так велит, её большое сердце.
«Ты не грусти, забудем о былом,
Вновь соберём судьбы твоей мозаики»
Здесь, в этом доме, пусть и небольшом,
Она осталась дочерью хозяйки.
Нашла себе и дом, и мать, и друга,
Что жил уже здесь несколько недель.
И поняла, не ей одной ведь туго,
Не только ей нет места в суете.
Но здесь теперь они нужны друг другу.
Для них одних мир заново открыт.
Он – стал глазами, протянул ей руку;
Она – души она не посрамит.

19 февраля 2013 – 21 декабря 2016