Осыпался в густом лесу багрянец,
позвякивая, пала медь в золу.
Смахнув с зари проснувшейся румянец
бродяга-ветер песню затянул.
Такой тоской, пронзительной и жгучей,
повеяло с темнеющих низин.
А голос ветра, сладкий и тягучий
сорвал листву с пылающих рябин.
Стыдливо жмутся тоненькие ивы
к холодным берегам лесных озёр.
И новые вплетаются мотивы,
и вьётся незатейливый узор.
И ничего в той песне нет такого,
а всё ж стоишь пред нею, не дыша.
К истоку звука, чистого, святого,
всё льнёт твоя уставшая душа.