Метались по стенам сырого подвала
Рогатые духи теней хохоча.
Дрожащий как лист на ветру создавала
Спасительный круг своим светом свеча.
И скалясь клыкастыми страшными ртами
Смотрели десятки чудовищных лиц,
Как воин, покрытый тугими бинтами,
Склонил своё тело над парой страниц.
Остатками рук через боль и тревоги
Вослед оставляя разводами гной,
Писались тем воином последние строки
Письма неподъёмно высокой ценой.
«Мой сын… Мне пора, и я чувствую это.
В дыхании лёд и стук сердца умолк.
Я ныне свободен сполна от обета –
Я умер в бою, я исполнил свой долг.
Как старший мужчина ты нашего дома
Хозяином будь, несмотря на года.
Мой сын, уже скоро с раскатами грома
Придёт и к тебе чужестранцев орда.
Пусть предки приход их подольше отсрочат –
Я видел их, сын, даже солнечным днём
Похожи они на создания ночи,
На демонов, дышащих жарким огнём.
Но слава богам, их незыблемой воле,
Внутри чужестранцев кровь, кости и плоть.
И демон завоет в мученьях от боли,
Лишь стоит клинком ему брюхо вспороть.
Не бойся, мой сын. В смерти только начало.
Лишь с моря нагрянет их огненный вал,
Лишь только их ноги коснуться причала –
Убей их, мой сын, так я убивал…»
Держали с трудом тело воина колени,
Всё реже в груди его слышался стук.
Тянули к письму бесконечные тени
Когтистые пальцы изогнутых рук.
Во мраке углов, ухмыляясь незримо,
Следила сама первородная тьма,
Как воин выводит с трудом «Хиросима»
На белом клочке адресата письма.