Наташе, любимой
Я там тогда с тобой лежал
вдвоём на узенькой кровати.
И книгу я в руках держал.
Она, как женщина в халате,
была растрёпана и зла -
она о многом говорила,
но что ей было взять с козла
и малолетнего дебила.
Шестнадцать лет, сто двадцать бед,
и так противен флэт уютом,
когда заходит мой сосед -
мужик с наколкой-парашютом.
- Ну что, лежишь? - Да так, лежу.
Читаю книгу. - Вижу, вижу.
И я ступаю по ножу,
но этой книжки не обижу.
- Она про что? - Про что она?
Пока не понял. Слишком сложно.
А впрочем вот, про времена,
где страшно жить и невозможно.
Где он поклялся ей в любви.
Ему - за это - клетку с крысой
подносят к роже. Та - в крови.
В глазах десантника-Бориса
мелькает вдруг какой-то страх,
он воевал, он трижды ранен.
- Она о наших временах.
Я и не то видал в Афгане.
Да что со мной! Я весь горю.
Я ничего вообще не знаю,
я ничего не говорю,
я книгу к сердцу прижимаю.
Она растрёпана. Листы
зачитаны почти до дырок.
Но то, что ею будешь ты,
внезапно осознал притырок.
Что будешь нежной. Будешь злой.
Но только кончишься иначе -
не безразличьем, не золой,
а поцелуями и плачем.