«Allez!». По рассказу А.И. Куприна
Первая часть.
Этот отрывистый там возглас,
И повелительный к тому ж,
Воспоминанием был первым,
Mademoiselle Норы там.
Из тёмного её там детства,
Однообразного тогда,
Бродячего. И это слово,
Раньше других осело в ней.
И всегда вслед за этим криком,
У Норы в памяти вставал:
Холод нетопленной арены,
Запах конюшни, шумный цирк.
И лошади галоп тяжёлый,
Щёлканье длинного бича,
И жгучая там боль удара,
Минутный страх её глуша.
«Allez!..»
Темно в пустом, холодном цирке,
Дневная репетиция.
Пять или шесть артистов в шубах,
Сигары курят там свои.
А посреди, стоит, манежа,
С усами чёрными артист,
Верёвку длинную он вяжет,
Вокруг «кого – то» перед ним.
Вокруг крошечной пятилетней,
Девочки, что дрожала там,
От стужи, своего волненья,
По кругу лошадь водят там.
Белая лошадь громко фыркав,
Косясь там на погонщика,
Под мышкой хлыст держал, который,
Пускала белый пар со рта.
И слышит маленькая Нора,
Там за спиной движения,
Нервные лошади. Всё больше,
Дрожа уже там от всего.
Две мощные руки, ту Нору,
Обхватывают крепко там,
За талию. Вбрасывая, ту.
На спину белой лошади…
Перед глазами всё мелькает,
Сливается в сплошной там круг…
Погонщик же внутри манежа,
Там щёлкает сильно бичом…
«Allez!..»
И вот, Нора в газовой юбке,
С худыми полудетскими,
Там обнажёнными руками,
Под самым куполом стоит.
Там на трапеции, что сильно,
Раскачивалась там уже…
На той трапеции висит там.
Вниз головою акробат.
Он напомаженный, жестокий,
Поднял руки вверх и развёл,
И устремил в глаза той Норы,
Прицеливающийся взгляд…
Гипнотизирующий, острый,
Как акробата – хлопнув, вдруг,
В ладони… Делает там Нора,
Быстро движение вперёд…
Вниз, чтоб ринуться в эти руки,
Безжалостные, сильные…
Но сердце, той, вдруг холодеет,
От ужаса не бьётся уж.
И она крепче сжимать стала,
Верёвки той трапеции….
Пространство внизу, под ногами.
Кажется, уже бездной, ей…
«Allez!..»
И балансирует уж Нора,
Едва переводя там дух,
На самом верху пирамиды.
Из шестерых людей уже.
Скользит, там гибким извиваясь,
Как у змеи, телом своим,
Меж перекладинами, длинной,
Белой лестницы там внизу.
Которую там кто-то держит.
Внизу на голове. Она,
В воздухе там перевернувшись.
Ногами взброшенная вверх.
Страшными, сильными ногами,
Жонглёра. И там высоко,
Идёт над землёй, по дрожащей,
Тонкой проволоке уже…
«Allez!..»
Ей только минуло шестнадцать,
И хороша стала собой.
И вот, во время представленья,
Упала Нора эта вниз.
Она, с воздушного сорвалась,
Там турника. И пролетев,
Мимо сетки… В песок упала,
Что на полу манежа был.
Её бесчувственную сразу ж,
Там за кулисы унесли…
И стали там трясти за плечи.
Чтоб привести Нору в себя.
Очнувшись, Нора застонала,
От боли в вывихнутой там,
Руке. Но её попросили,
Всё ж поклониться публике.
В улыбку сложив губы, встала,
Но сделав несколько шагов.
Там пошатнувшись, закричала,
От боли и страдания.
Десятки рук ту подхватили,
Насильно вытолкнули там,
За занавески там у входа,
К публике, чтобы показать…
Вторая часть.
«Allez!..»
В этот сезон в цирке «работал»,
Как гастролёр клоун один,
Менотти. Не простой, дешёвый,
Бедняга – клоун, как там все…
А он был клоун – знаменитость!
Первый соло – клоун тогда,
И подражатель, дрессировщик,
Всемирно там известный уж.
Он на груди носил всё время,
Тяжёлую цепь, а на ней,
Медали были золотые…
За выход брал двести рублей.
Гордился тем, что пять лет ходит,
В костюмах лишь муаровых,
Что чувствовал после концертов,
Себя «разбитым»., говоря:
«Да! Мы - шуты, должны всё время,
Публику сытую смешить!»
Делал, что хочет на арене,
Читал, пел, и критиковал…
А в жизни вид имел, он, томный,
И покровительственный, там,
Любил с таинственным небрежным,
Видом о связях намекать…
С красивыми необыкновенно,
Страшно богатыми тогда,
Но, надоевшими уж больно,
Ему, теми графинями.
Когда та Нора излечилась,
От вывихнутой той руки,
Впервые в цирке показавшись,
Менотти её задержал…
Здороваясь задержал руку,
В своей… Сделав свои глаза,
Устало – влажными, ту спросит,
Расслабленным голосом там.
Он о здоровье её спросит.
Она смутилась, покраснев…
И отняла там свою руку,
Участь её - решил момент.
Через неделю, провожая,
Нору ту с представления,
Менотти пригласил её там,
Поужинать с ним, в ресторан.
Гостиницы великолепной,
Где знаменитый клоун тот,
Там останавливался часто,
И согласилась Нора та.
Отдельные же кабинеты,
Располагались наверху,
Наверх взойдя – остановилась,
Нора вдруг на минутку тут.
И от усталости , отчасти,
Частью и от волнения,
И в целомудренной последней,
Там нерешительности всё ж.
Но крепко сжав локоть той Норы,
Менотти голосом своим,
С звериной страстью, с жёстким так же,
Как, приказаньем - прошептал:
«Allez!..»
И с ним пошла… Видела Нора,
В нём необычное тогда,
Верховное существо уже,
Почти бога… в Менотти том.
Пошла бы и в огонь за ним, та,
Если бы он там приказал…
Ездила с ним в теченье года,
Из города в город тогда.
Его стерегла там брильанты,
Медали также все его.
Во время выходов Менотти,
Там на арену выступать.
Трико на него надевала,
Снимала и его с него…
За гардеробом там следила,
Дрессировать крыс помогав.
На его лице растирала,
Кольдкрем. И что всего важней –
С идолопоклоненьем веря,
В его величие тогда.
Но, когда одни оставались,
Не находил о чём там с ней,
Он, говорить. И принимая,
Жаркие ласки той – скучал…
С преувеличенно там, скучным,
Видом. Будто, он - человек,
Пресыщен. Милостиво всё же,
Позволив обожать себя.
Через год – надоела Нора…
Его расслабленный вновь взгляд,
На сестру Вильсон обратился,
Там на одну – их, несколько.
Воздушные, те акробатки,
Теперь он не стеснялся там,
С Норой. Нередко ту в уборной,
Колотил уже по щекам.
Перед артистами там даже,
За не пришитую порой.,
Пуговицу к его костюму,
Она ж переносила всё.
С тем же смирением, с которым,
Побои принимает там,
Старая, умная собака.
От своего хозяина.
Однажды клоун был освистан,
За то, что сильно чересчур,
Ударил там хлыстом собаку,
Это с ним было первый раз.
И после представленья, ночью,
Менотти прямо там сказал,
Норе – чтоб она убиралась,
Ко всем чертям там от него.
Она послушалась, у двери ж,
Встала, и обернулась там,
И с умоляющим же взглядом,
Ждала - может вернёт её.
Менотти подбежал там быстро,
К двери и её распахнул, в бешенстве ногой,
Ту распахнул и громко крикнул:
«Allez!..» И вышла Нора вон.
Но через два дня её снова,
Как ту собаку, что побьют,
И выгонят...Вновь потянуло.
К хозяину там своему.
В глазах у неё потемнело.
Когда лакей гостиницы.
С наглой усмешкой Норе скажет:
«Нельзя - с к ним, с барышней они – с»
Нора взошла наверх, где номер,
Знаком был, в нём она жила,
С Менотти. Голоса раздались,
Знакомые, за дверью той.
Узнала его томный голос,
И рыжей англичанки смех…
Дверь, Нора быстро, отворила,
И стало ясно ей там всё…
Блеск хрусталя, и гора фруктов,
Бутылки в вазах с серебра,
Без сюртука лежал Менотти,
С расстёгнутым корсажем - та…
Вильсон…Запах духов и пудры,
Вина, сигар… Ошеломило – то…
Нора накинулась на Вильсон,
Ударив кулаком в лицо.
Та завизжала, пошла свалка…
Менотти с трудом растащил,
Обеих женщин. Нора тут же,
Бросилась на колени там,
Перед Минотти, она встала,
Его сапоги там начав,
Поцелуями осыпать там,
Вернуться стала умолять…
Менотти с трудом оттолкнул, ту,
И крепко там сдавил её,
За шею, сильными своими,
Там пальцами… И ей сказал:
«Если ты не уйдёшь отсюда,
Сейчас же, дрянь! То прикажу,
Лакеям вытащить отсюда,
Тебя! Прочь убирайся вон!
И Нора встала, задыхаясь,
И зашептала: «А – а! Вот, так…
В таком случае… - прошептала –
В таком случае… тогда я…»
И на окно она взгляд бросит.
Открытым было там оно,
И как привычная гимнастка,
Быстро, легко вскочила та.
На подоконник. Наклонившись,
За рамы там окна держась,
Глубоко внизу увидала,
Движение на мостовой…
Где грохотали экипажи,
Блестели тротуары там,
После дождя… И отражались.
В лужах огни там фонарей…
Похолодели пальцы Норы,
И сердце уж не билось той,
От ужаса, что на минуту,
Охватит тело всё её…
Закрыв глаза, и глубоко там,
Переводя дыхание,
Подняв руки, поборов слабость,
Крикнула точно в цирке та:
«Allez!..»