Солнце обдавало слабеющим жаром,который вот-вот должен был смениться теплым,но освежающим дождем. Я шел по мостовой,спотыкаясь об бордюр,очередной раз повященный мыслям о том,как же всё-таки странно всё было в этой жизни устроенно. Что-то теряешь,что-то обретаешь и это в безумной круговерти жизненных событий и иллюзий сознания,в безумии.
Светофор приветливо мигнул зеленым. Шаги сменяли друг друга ни чуть не удивляя легкой дрожью в коленях. Контрольная сегодня,что поделать. И списать как на зло не дадут. Но через секунду стало невозможно дышать. Удар и темнота…Сознание отключается и полностью подчиняется боли…
Не уверен я,жив ли или мертв,но так или иначе россказни про свет в конце туннеля - бред. Какой там туннель,вообще ни зги не видно. Только я кажется в больнице. Мерное пиканье аппаратов и отчетливый,даже раздражающий запах спирта. Авария? Во всем теле тяжесть,да и на лице повязка. Значит жив. Что-то над ухом запикало непростительно громко и послышался скрежет ботинок об пол.
- Гридин? Очнулся? - женский немного грубый голос вкрадывался в мозг и казалось отражался от черепной коробки
- Да - связки не слушаются и выдают что-то хриплое. Она подбежала ко мне,всё так же стуча ботинками и нажимала какие-то кнопки,звала кого-то…Мысли путались,танцуя и отбивая свой набат ударами по нервам.
- А что со мной? - язык еле ворочается,а голова,стоило только немного приподнять её налилась свинцом.
- Тебя сбила машина и ты…Зрение потерял,очки же разбились…От твоих глаз и лица вообще мало что осталось…
В тот момент внутри что-то рухнуло. Смысл слов доходил с трудом. Как так? Как. Такое. Возможно. Да нет,это просто сон. Сон…Который закончится? Да. Он не может не закончиться
- Здравствуй,Саша - проговорил мужской бас приближающийся к кровати - Как ты?
- … - А я и не мог ничего ответить. Что должен сказать человек,который предполагаемо ослеп? А ведь действильно. Я не могу моргать. И под тем,что фактически является веками как-то горячо и пусто…
- Саша,я сожалею,но… - говорит мужской бас,щупающий пластиковые прохладные трубки,впиханные в мою руку.
- Нет… - я не могу в это поверить. Неужели так просто можно лишиться всего? Да так же не бывает! Голова болит. Раскалывается и расслаивается. Страх растекается по венам вместе с кровью. Хочется забиться в угол,уйти куда угодно,как можно дальше,забыть этот день как страшный сон,но всё бесполезно.
- Отдохни,у тебя много травм. Твоя мама придет к вечеру - говорит женский голос и удаляется. А я и не слышал. Мама? Но…
- Который сейчас день и час?… - спрашиваю заливаясь в истерическом полухохоте. Почему? Абсурд всей ситуации смешит,просто шел в школу ведь,просто шел.в гребанную.школу.
- 10 июля,12:04 - прохрипел мужской бас,ходящий из стороны в сторону по палате. Три дня. Три дня я был то ли в коме,то ли без сознания. Седьмое июля.07.07.07.Три семёрки. Три "счастливых" числа сломавших мне жизнь. И этот некто,сломавший мне жизнь. Хотя правильней было бы сказать нечто. Мама…Как она отреагирует? Невозможно предугадать. Хочется спать и снова посмотреть пусть и серые,но хоть какие-то сны. Или проснуться из этого.
Перед глазами всё металось и крутилось. Белый мухи,полосы,кляксы во всепоглащающей темноте. И я в эпицентре. Меня засасывает в эту бездну. Я зову на помощь,но из горла не выходит крик. Я пытаюсь закрыть глаза,но не могу. Не могу и заплакать. Не могу ничего. Я просто пленник этого кошмара,который стал реальностью.
Всё резко прекратилось с хлопком двери и диким рёвом. Кричала однозначно мать. Она кинулась на меня и плакала,плакала,плакала. Мне было больно. Не только он её судорожных сжиманий моих конечностей,но и от того что я слышу её слезы и даже примерно представляю её вид. Потрепанный деловой костюм,потекший макияж,и много-много слёз,стекающих по щекам прозрачно-черными струйками…
- Саша,Сашенька,Саша! Этот ублюдок ответит… - она визжала,начиная колотить мне по груди,а потом перешла на шёпот,потом снова надрывая голос кричала. Я взвыл от физической и душевной боли. "Этот ублюдок ответит…Если он и ответит,то не вернет мне зрение. Мне очень хочется точно так же лишить его смысла и света жизни. Но у меня не получится. Уже. Мать пыталась еще о многом говорить,но прибежали врачи. Она всё кричала,что не оставит меня больше ни на секунду,но её увели. Почти вытолкали,а мне сказали это слово "Держись". Что значит держаться? Не сходить с ума? Да я кажется сошел с ума еще когда очнулся. Простить этого человека? А имеет ли это смысл? Я ненавижу его. Не-на-ви-жу. И буду ненавидеть всю оставшуюся жизнь,но это ничего не изменит. Не поддаваться горю? Как? Даже мать,всегда такая спокойная и тихая,потерявшая мужа и моего отца сейчас в безумии. Её наверняка так же вывели,раз она не появилась еще когда я очнулся,а только спустя полчаса,а может и час. А я просто всё еще смотрю в анархию вечной темноты. Теперь,видимо,действительно вечной. С улицы доносятся гудки машин. Раньше я этого не замечал. Наверное обостряются другие чувства. Простыня кажется куда жестче и неуютнее. Снова клонит в непроглядно-страшное затмение. Я не хочу засыпать,чтобы снова попасться в ловушку своего сознания,но и остаться один-на-один со своими мыслями и том,что это конец еще хуже. Эти мысли меня съедают. Я не хочу так думать,но это не отпускает. Не отпускает страх этой темноты. Что меня ждет? Инвалидность и сидение на шее матери? Я не хочу так. Не хочу быть беспомощной марионеткой в руках судьбы. Но передо мной снова эта плеяда белых штрихов и проваливающийся пол. Если конечно это можно назвать полом. Скорее стекло,которое раскалывается расходясь крупными трещинами. И я падаю в пропасть. В пропасть,полную жидкой темноты. В легких кончается воздух,а органы все как будто связаны узлом. Сплю ли я или уже проснулся? Не знаю. Знаю только,что упал в темноту и она меня поглотила,так же,как и утопленников. Что голова стала легче и что мать пришла. Она стоит в углу и смотрит,стараясь не издать ни звука,но я отличил её. Только она может так дышать - нервно и тепло. Она подходит и гладит меня по волосам. А меня дрожь пробирает. Слёзы не катятся,конечно. Как глупо ждать слёз от себя,такого. Она уходит,сглатывая всхлипы и пошаркивая кроссовками в бахилах,а я резко понимаю,что внутри уже мертв. Мне незачем жить без зрения. Но маму жалко. Она же так меня любит и смерть сына просто не выдержит. Хотя я так думаю только пока мне вкалывают успокоительные,а их точно вкалывают,я уверен…Иначе бы я разнес тут всё к чертям во время панических атак,но их нет. Есть только пульсирующая мысль о том,что этот мир к красках я больше увижу. Ни-че-го. А потому,наверное,стоит его представить таким,каким он является. У палаты белые стены. Я лежу на кровати закованный в капельницы,а у кровати точно есть ручки. Где-то в соседней палате плачет маленький ребенок. В углу комнаты возможно стоит раковина,ну или каталка с лекарствами. А еще пол немножко вздулся,слышно было,когда врачи проходили и ругались на ремонт,а точнее его отсутствие.
Врач заглянул в палату,снова бася:
- Александр? Дай осмотреть тебя - как я могу не дать себя осмотреть,ну вот как? Он что-то проверяет,поднимает руки,застравляет напрячь лоб,а потом выдает, - Ты идешь на поправку.
Да о чем он?! Какая тут может быть поправка? Я больше не полноценен,я больше не живу! Тряпичная безглазая кукла,которую еще в древности заговаривали на порчу. Руки сами сжались на одеяле,а потом и упали от усталости. Я чувствовал себя лучше,но эта постоянная усталость,головная боль,не возможность увидеть хоть что-то кроме кошмаров даже во снах убивает. Медленно,но верно даже физически меня убивает. Я снова засыпаю,но на этот раз мне ничего не сниться. Темная непроглядная тустота. Именно то,что станет моей реальностью. Пустой. И очень холодной.
Проснулся я от того,что на мою кровать кто-то облокотился. От него пахло спиртом и чем-то сладким,вроде конфет,а может и торта "Наполеон",который мама покупала в соседнем магазине.
- Хей,привет… - голос парня немного младше меня. То есть ему около 14-ти,но что он делает у меня? Не хочу никого видеть,но и быть тут один не хочу.
- Привет. - всё же здороваюсь,так как плохой собеседник лучше чем его отсутствие
- Ты же после ДТП,да? - так наивно это говорит..В какой-то степени даже мило
- Да. Я ослеп. - отвечаю,будто это просто факт,как будто отвечаю матери,что купил молоко,а внутри всё сжимается в судорогах
- А можно я тебя просто обниму?Знаю,что помочь твоему горю не получится,но попробую облегчить твоё состояние - он аккуратно прикасается ко мне,и только тут замечаю,что на её легой руке гипс. Он просто прижался не отстраняясь. А я бы на его месте даже и не зашел бы. Но она другая. Мягкая теплая кожа и эти пухловатые губы где-то на ключицах.
- Опиши себя, - хочется понять,как он выглядит,этот странный парень.
- Я брюнет,мне 16 и я увлекаюсь музыкой,но неудачно упал с лестницы и вот теперь здесь.
Он приподнялся на локтях и положил загипсованную руку так,чтобы я мог полностью её ощупать. Пальцы касались то кожи,то гипса и мне было так хорошо ощущать что-то кроме простыни и ручек кровати! Нога у меня вывихнута,потому мы даже чем-то похожи…
- А я Саша.Рисовал раньше,теперь,видимо ,перестану - выдаю я,и будь у меня такая возможность я бы заплакал. Но не получается. Как будто весь мир издевается надо мной. Не имею права даже на слёзы?!
- А я верю,что у тебя получится рисовать даже и так,ты же помнишь всю свою жизнь, - он и дышит. Теплое сбивчивое дыхание попадает на руку и скапливается в пальцах. А я не верю,но…Почему-то ощущая это дыхание мне хочется наплевать на всё. И жить. Но пока я всё равно не могу встать с кровати.
- Скажи,какая на улице погода? - что ж творится за стенами из бесконечных страданий и боли,которые кто-то правдиво обозвал "больницей",от слова "боль"?
- Пасмурно и серо. Скучно. - Хаха. А я ведь уже не увижу это серое небо в своем великолепии спокойной тишины,что так любил. Не увижу ничего.
- Ммм,а солнце видно? Хотя бы сквозь тучи?
- Неа. А может тебе блокнот и карандаш принести? Мне родители передали! - а мне вот ничего не передают,кроме тошнотной больничной еды,да и то не мать,а медсестры.
- А давай - почему бы и нет?Больничные тапочки унеслись по коридору. А я ведь даже не знаю,в каком отделении лежу. Секунды тянутся как вечность. Он вернется? Да,слишком уж жизнерадостный у него был голосок. А,вот и он. Даёт в руки тонкий обгрызенный шестигранный карандаш и блокнотик с акварельной бумагой. Я делаю штрих,вслушиваясь в шорох карандаша и начинаю вдруг плавно двигать гриффелем,а перед глазами яркая и как будто живая картина туманного неба. Невероятная,почти что сюрреалистичная красота. Парень,стоящий где-то за моей спиной пробормотал:
- Красиво. Жаль,что ты этого не видишь…
- Вижу. Но не так. Я чувствую ветер. Я слышу облака. Я ощущаю холодный туман.
- Ты удивительный - говорит так тихо,будто боится,но это не так.
- Можешь сказать,как выглядит тумбочка возле моей кровати,если она,конечно,вообще есть?
- Есть. Темно-коричневая с разводами,а еще на ней лежит бутылёк спирта,открытый, и много разноцветных таблеток и капсул - опять перед глазами картинка. Воспоминания? Фантазия? Иллюзия?
- Закрой,ради всего святого,этот спирт - а карандаш снова юлозит в чуть не "своих" руках. Вместе с треском крышки запах спирта наконец хоть немного поутих
- Как тебя,кстати,зовут? - странно обращаться к человеку не зная его имени.
- Лёша. - ответил он задумавшись,видно снова смотрит на мои каракули.
- Я даже не удивлён. Имя соответствует характеру. Оберегаешь,но не ясно от чего - редко такое бывает в природе. Меня вот победителем уж точно не назвать. По крайней мере пока.
Тишину,смешавшаюся с шорохами разрезал крик:
- Алексей! - непередаваемо скрипучий голос медсестры,а может и врача-ординатора
- Мне пора,пока! - выбежал,забыв про блокнот. А я попытался вспомнить,как выглядит моя собака,Чарли. Милый мопсик,купленный мамой на моё 15-тилетие. Линии как-то вырисовывались,но даже не видя их мне они совершенно не нравились. Одно дело четкие геометрические фигуры,а совсем другое - животное с обвисшей кожей и умильными глазами. Но в сон клонило всё сильней. В этот раз сон был просто офигенным. Мне снилось это синее небо и множество таких неприветливый,но строгих высоток и антенн(аннтен?).Но сознание быстро очнулось,стоило только опять услышать плач матери.
- Мам,оставь это - говорю я железным тоном,хотя самому бы хотелось реветь так же.
Она кивает,как-то даже иступленно подставляет голову мне под руки,позволяет потрогать прямые каштановые волосы. Она снова шепчет это "Сашка" и дрожит. Съезжает с катушек вместе со мной. Но только по-другому. Я сгораю в тихом одиночестве,она - в громком и заметном отчаиньи
- Я никому не сказала,ч-что ты здесь! - почти выпаливает на ходу,глотая воздух,а я удивляюсь. У неё же такая привычка - всё всем разболтать. Ну да ладно. Я и сам рад,что с жалостью ко мне не относится кто-либо кроме неё
- Хорошо - но она меня не слышит. Только и твердит своё "Сашка" и "Зачем же я тебя тогда отпустила?!"А мне это уже и не важно. Не нужно. Жизнь кончилась,возможно не полностью. Но изменится уж точно.
Примерно с этой мыслью я и существовал те несколько недель,что был в больнице. Рисовал и говорил с Лёшей,которого выписали незадолго до меня. Мать всё так же убивалась,приходя по нескольку раз в день,а я постепенно учился ходить. Помню,какими же неприятными оказались больничные тапочки - шершаво-колючие. Как первые шаги на травмированной,но как оказалось вставленной в правильное положение еще при операции ноге были сложными,будто она была мягкой и норовила прогнуться каждый раз,когда на неё наступаешь. Помню,как врачи сняли повязку с глаз. Ничего не изменилось,но ничто уже больше не сковывало. Они сказали,теперь мне следует всегда носить темные очки и поберечь нос,так как собирали его буквально по кускам. Хорошо же это я лицом об асфальт приложился. А я понял,что мало мальски могу двигаться. Спотыкаясь,иногда даже падая,но совершая шаги ходил по палате и трогал там всё,от стен вплоть до люминесцентной лампочки. Алексей был со мной рядом и именно это наверное и сыграло решающую роль. В его наивности,а может и понимании была заключена та поддержка,которая дала толчок жить. А не существовать. И я живу,рисуя картины,о которых теперь мне рассказывает мать,сидя на лавочке в парке и вдыхая запах прелой листвы с примесью дождя. Мне остается только вспоминать и рисовать,опираясь на ощущения от старой,невозвратной жизни. Хотя всё изменилось,стоило только переступить скрипучий порог дома. Стоило ощутить запах еды и собаки,чуть не накинувшейся на меня,как внутри произошел пожар. Пожар,убивший во мне всю надежду на нормальную и светлую жизнь. Всё полыхало и трескалось в тишине. Пусть я и дошел до комнаты,пару раз ударившись об двери,пусть и выпил то успокоительное,которое дала мне мама,но я всё равно опять умирал. Куда более медленно и мучительно. Я умирал,касаясь пальцами ног одеяла. Я умирал,вспоминая как жил здесь ДО. Я умирал,чувствуя как Чарли трется о мою ногу. Я умирал,и знал,что умирать еще придется сотни и даже тысячи раз,в этой темноте. Как-то сам собой нашелся блокнот. Он был изрисован почти полностью,но пара станиц всё же оказались пустыми,хотя я в этом и не уверен. Но рисовать было не чем. Ни карандаша,ни ручки,ничего,что могло бы сгодиться под "кисть". Пришлось подниматься,чуть не падая от закружившейся головы. Руки прошлись по парте,а если точнее по запылившемуся письменному столу,на котором я какой-то месяц назад делал уроки. А теперь…Но ручка нашлась так же быстро,как и мысли об утраченом счастье. Мне не хватило силы воли дойти до кровати,лишь дотянуться до записной книжки и начать чтт-то чиркать,рисовать,вообще не контролируя линии и пальцы. Квк будто рисовал это и не я.Не помню и не знаю что. Но мама после этого убивалась слезами. А я утопал в себе. Вся жизнь,с радостями и горестями испарилась,исчезла,а ей на смену пришла холодная обыденность. Я бы мог развиваться,ходить,гулять,но не хотел. Месяц я бессмысленно гулял по квартире,слушая причитания матери, рисуя окружающие вещи,опять же слушая причитания матери уже на рисунки, и лениво пытаясь обучиться читать по найденной в шкафу книге с шрифтом Брайля. Но это оказалось сложно. Точки,которые легко почувствовать,но невозможно понять. Прямо как жизнь. Ошупывал свои шрамы на лбу и носу,теперь уже с горбинкой,и то,что является глазами и иногда так хотелось кричать. Кричать чтобы избавиться от боли,а отнюдь не за тем,чтобы услышали. И я кричал. И мама тоже. По-разному,в разных местах и разными чувствами. Она кричала на кухне таким высоким голосом,громко,будто наплевав на весь мир и на меня тоже. А я скорее рычал в тишину спальни и сам слушал отражавшийся от стен крик. Боль,понимание и вопрос. Почему? Этот вопрос казалось обострялся,изгрызал сознание изнутри,не давая и шанса на покой. Почему это всё происходит именно со мной? Было холодно и страшно. С кем бы я не находился всегда один. Один. Невидящий.
Приходили родственники,прознавшие про меня через мать, и сочувствуя,жалея хлопали плечу,говорили что-то про "так бывает",но я их не слушал. Так не бывает,но я попробую справиться сам. Я же врал друзьям,что просто уехал с родителями отдыхать,пусть даже ложь близким и съедала меня,пусть даже так,но я не хочу,чтобы еще и они относились ко мне как к неравному. Они так много спорили,кричали про меня,но разобрать их слов не получилось,татарский то я не знаю. А потом мама со свхлипами и,наверное,слезами на глазах повела меня куда-то. Идти по улице опираясь на трость и слышать все эти сотни голосов было сродни пытке. Многие осуждали,а кто-то и говорил моей матери,чтоб она не клянчила деньги,хотя она просто проходила мимо,стараясь оградить меня от людей,которым без особой разницы кого толкать,главное протиснуться в толпе. И что заставило её идти этим путем,а не тихими парками с просто ворчливыми бабульками? Мне опять нужно в поликлинику или…интернат? Но мысли разбились об подъемник для колясок и множество детских голосов. В душе что-то защемило. Такое количество шумящих детей не может быть ни в одной больнице города. Какая-то женщина допытавалась всей информации то от матери,то от меня,но как таковой её не получила,а в голове у меня теперь только темнота,не дающая думать.
В этом месте удивительно сильно пахло гремучей смесью чьих-то духов и одеколона,а еще кашей. Да,именно свежей геркулесовой кашей,которую я когда-то любил. Мать обняла меня и это совершенно не было похоже на обычные,и даже на несчастные объятия. Объятья расставания,скорее так. И эта догадка колотилась в груди,бьясь об ребра и переворачивая всё как в центрифуге. Пол медленно уходил из-под ног. Мать уже тихо плакала,а я повинуясь шел в неизвестную для меня жизнь. Эта женщина куда-то ведет меня,по всей видимости в медицинский кабинет,раз оттуда так панет спиртом и…смертью. Да,во всех больницах всегда пахнет смертью,даже если в них никто не умирал физически. Смерть психологическая временами хуже…
- Я Ирина,твой воспитатель и наставник. Ты же не против,если немного поживешь здесь,освоишься,научишься общаться,читать,жить с тем,что с тобой произошло?….Ребятки у нас хорошие,не обидят. Но очень разные,так что постарайся их не задевать - сказала это так,будто от неё это совершенно не зависит.
Врач,от которого так приторно пахло мятой поднял мои очки и возможно поморщился шумно выдохнув и сказав,что меня записывают в третью группу. А я ведь не знаю,как выглядят мои "глаза". По чувствам грубые ошметки кожи,криво зашитые,но по-другому было скорее всего было никак.
Третья группа…А всего их,интересно,сколько? И какими диагнозами они,этм дети третьей группы?
Ирина повела меня на лифте,который,наверное,здесь для колясочников. Да,лестницы я бы не выдержал. Тысяча ступеней и чувство,будто ты сейчас упадешь назад,споткнешься,еще что-то и страх. Страх этой темноты и беспомощности. Снова. Я так давил его в себе,а он возник просто потому что я подумал про лестницу. Лифт неприятно запищал и меня ввели в комнату,в которой видимо находились подростки - были слышны шёпот и скрип обуви.
- Это Саша,прошу любить и жаловать - десятки невидящих взглядов было обращено ко мне. Это пугало,как и нарастающая тишина,переменная с редким кашлем.
- Я Егор - мне протянул руку парень,сидящий неподалёку. У него были такие сухие и грубые руки,что прикосновения Ирины,подталкивающей меня к толпе показались счастьем. Я неуверенно шагнул и меня окружили шумящие люди,попеременно спрашивающие что-то про поставленный диагноз и путь к слепоте:
- Тихо! И так,Александр,что же,собственно,с тобой произошло? - крикнул Егор и положил мне руку на плечо вынуждая присесть
- Авария… - сложно далось это простое слово.6 букв,6 звуков,а как всё изменилось с этим кроваво-гниющим словом
Со всех сторон послышались вздохи,а где-то и неподобранные слова сочувствия,явно от девушек. Как же скверно. Я думал хоть здесь меня не будут жалеть,а примут,но надеюсь это придет со временем. А пока остается стиснуть зубы и ждать поселения в комнату.
Режущий слух колокольный звон прервал гомон обращенных ко мне вопросов. Все поднялись на ноги и сказали,а точнее пробормотали мне идти за ними. Смущать их не хотелось,но мне было действительно тяжело передвигаться здесь,среди множества ног и тел,так и норовящих зацепить и уронить на пол. Всё сливалось в пучок. Голова закружилась,а в глазах,если их можно так назвать заплясали всполохи красно-зеленого. Земля уходила из под ног и я кажется упал. Всё металось бешанным шквалом,а затылок от удара еще и прилично побаливал.
- Поосторожней,хлопец, - буркнул в ухо Егор,вместе с Ириной подхвативший меня поставивший мне руки на поручни в стенах,давая спокойно шагать по краю коридора и добраться таки до...столовой медленными шажками. Сладковато-терпкий запах каши туманил сознание. Как же я давно не ел по человечески. Только перекусы,которыми меня пичкала мать.
Звуки смешивались в ужасный гомон. Дети галдели,кто-то стучал ложками,кто-то беседовал,а кто-то перекрикивал друг друга в этой тесноте простора. Да,именно так. Теснота,людей тут слишком много и с ними жутко находиться в одном помещении,но простор - это вся столовая,являющаяся судя по количеству голосов просто огромной. Ну не могут же столы быть натыканы вплотную,не так ли? На столах тоже были приделаны железные ледяные поручни. Чей-то хриплый голос баритоном сказал присесть. Я повиновался,чуть не свалившись с обрашпанного кожаного стула,когда мне на плечо легла теплая крупная рука,и тот же баритон заговорил:
- Новый? Назовись.
- Д-да,Александр Гридин. А вы,собственно,кто? - почему-то сразу возникло чувство,будто я маленький ребенок,который только пришел в садик и всего боится. Рука грела,но не успокаивала. Но мне ли говорить о покое?
- Василий. Наставник третьей роты. Ешь давай,рядовой! - Человек явно служил в армии и попросту одержим ею…И как его занесло в такую глушь,как это место? Надо будет обязательно расспросить о его прошлом.
Ложка никак не нащупывалась. Кажется,за столом помимо меня сидели и другие. Шумно дышали,смотрели в упор,но не говорили ни слова. Что-то не так? Нужная мне ложка всё же нашлась и была передана из чьих-то рук. Почему же они молчат?
- Здраствуйте… - только и выдавил я. В ответ кто-то потянулся к моей руке и аккуратно пожал её фортепианно длинными пальцами с мозолями,попутно пододвигая тарелку.
- Они немые,Саша. Ты с ними подружишься,но первое время вы будете понимать друг друга только через касания - пропела Ирина идущая на каблуках между столов. Она была рада,пусть я и был тут не больше часа,но она радовалась за меня? Удивительная женщина. Так для кого же это место? Наверное у них тоже нарушения зрения…
Ложка утонула в каше. Каша не была вкусной,нет,но она была какой-то другой,особенной. Со вкусом залежавшейся корицы,но корицу бы туда никто не добавил. Или мне просто так кажется…Мне вообще в последнее время многое кажется. И цветные пятна перед глазами,и мама,и небо. Пронзительно голубое и чистое. Живое. Живое небо для неживого меня. Для меня. И ангелы. Ослепительно яркие и спокойные. Маленькие дети и взрослые,самые разные. Они улыбаются мне,но молчат так же,как и мои соседи по столу. Но они не немые,это я для них просто еще глухой. Надеюсь ненадолго. Я хочу быть рядом с ними. Жить. Пусть даже уже и мертв,но может стоит попробовать? Вместе с ними…
Следующий звонок был уже совсем другим. Аналогичен школьному,поэтому и раздражает,а если точнее подбивает на слёзы. Как там сейчас одноклассники? Ждут ли меня? Нужен ли я им? "Просто-серая-масса"как диагноз. Не выделялся и не хотел привлекать внимание. Ведь люди так часто жестоки,что временами понимаешь - животные куда разумней и бескорыстней без сознания. Без всей этой лжи,которой подвержен каждый. И я тоже. Никогда не был и не считал себя чем-то,кроме обычного человека. Кем же я стану теперь,раз потерял самое важное для "обычного человека"? Не могу я снова быть безликим. Съедят и затопчут,если не свои,то чужие.
Вся толпа задвигалась толкаясь и прижимаясь к поручням. Меня опять взяли за руку. Обладатель,а может и обладательница невероятно теплой руки,грубо потянул меня в толпу людей и наставников,страющихся их развести по разные стороны коридора. Но кажется,что к стенам отходили только бывалые,а маленькие дети,ну,может и не такие маленькие,но голоски у них тонкие и писклявые,пробегали мимо меня с невероятной скоростью и даже паникой. Мой попутчик утянул меня в угол и невнятно промычал что-то,а я так и не понял что. Рука еле как нащупала мягкие длинные волосы до середины шеи. Девушка моего возраста чуть ниже ростом. Почему-то видется,что в реальной жизни она шатенка и глаза у неё красивые. Красивые,пусть и застланные белёсой пленкой. Рука пошла чуть выше. У неё оказался острый нос и немного впалые шёки. Она перехватила мою руку и медленно вывела моим пальцем в воздухе буквы."Ж" и рука немного дрожит от энергии,исходящей от неё. Откуда в ней,такой…другой столько жизненной силы и воли? "ЕНЯ"по телу разлилось откуда-то взявшееся невероятное тепло и…понимание?Дети медленно рассасывались,уходя группками в комнаты,а я всё стоял и не понимал,что происходит,тоже выводил пальцем буквы своего имени и улыбался. Впервые за эти месяцы я улыбался. Странный парфюм опять ударил в нос,а значит Ирина рядом,но стоит в отдалении и просто наблюдает за происходящим.
- Вижу ты подружился с Женей,да? - пропела в ухо Ирина,да так,что Женя дернулась и отскочила куда-то в бок. Я заметался,ища её,слыша её сбивчивое дыхание где-то там,в углу,и наконец нашел. Приобнял,а она всё тряслась и что-то невнятно мычала.
- У неё все женские голоса вызывают страх - психологическая травма…Прости,Женя,я не хотела тебя пугать - произнесла Ирина почти покашливая,а Женя успокаивалась и дышала ровней. Я не знал,что с ней случилось,почему она онемела и ослепла,почему попала сюда…Я этого не знал,но очень хотел ей помочь. Ирина взяла меня за руку и отвела в комнату,в которой сидели наши и уже слушали преподавателя. Я присел позади всех слушающих и пишущих,а Женя обучала меня языку прикосновений,пока все остальные зубрили Брайля,который мне,конечно,тоже нужно было знать,но говорить не словами,а прикосновениями,которыми можно сказать куда больше для меня важней. А может я и просто хотел быть с ней рядом. Она всё говорила "Я. Тут. 2. Недели" Да,она тоже оказывается новенькая…Зато будет тот,кто расскажет хоть что-то об этом месте,пусть даже и так,проводя пальцем в воздухе. На нас оглядывались и бормотали о том,чтоб мы слушали учителя и не мешали им. Но пожилой мужчина,вещающий о важности комуникаций ни разу на нас не шикнул. Даже по голосу слышно,что он добрый,но это покажет время. Холод из открытого окна обжег кожу. Со стороны Вики послушался шорох и я подал ей кофту,которая,насколько я помню была черной. Она потрепала меня по голове и вроде как усмехнулась,хотя слышалось это простым дыханием. Было удивительно тепло и спокойно,хоть во внешнем мире сейчас бушевали грызущие гранит науки подростки с учителем,а без кофты сидеть было в разы холоднее,но это казалось таким несущественным и ненужным,что прозвеневший звонок выбил меня из "беседы". Все опять куда-то поспешили,а мне оставалось только повиноваться толпе и держа за руку Женю идти за ними. Там,куда мы забрели было довольно душно. Я стоял где-то по середине и не сразу понял,что эта комната - спальня и нужно лечь в кровать,как это сделали остальные. Но я и не знал где мое спальное место.
- Вот эта кровать,хлопец,запомнил? - выразительно громко отчеканил Егор. Женя отошла,испарилась куда-то,а я только подметил,что все мои скромные монатки лежали на кровати. Блокнот,карандаши и одежда. Я бы всё променял за возможность взять еще и книги,но читать я их,понятное дело,не могу. А ведь раньше так зачитывался,погружаясь в фантастические миры или пугающий детектив! Раньше…Неуклюже плюхнулся,чуть не потеряв равновесие и подметив,какие же они неудобные кровати. Но видимо с этим придётся смириться. Как и со всем в моей жизни. Или не-жизни. Мертвый,но живой. Живой,но мертвый. В коме,если уж выразиться ближе к истине. Я снова тянусь к записной книжке,хочется зарисовать этот день в красках,ну или в графике,зависит от того,какой карандаш попадется