Мело, мело по всей земле.
Во все пределы.
Борис Пастернак
1. DENNY FARRELL RIVERBANK STATE PARK
В двадцатом веке, в девяностых,
Для стариков, детей и взрослых,
Для толстых и худых,
Для Мэри, Сэма, Джона
На берегу Гудзона
В районе сто сороковых
На пустыре на Riverbank
Разбили новый парк.
На месте бывшей пустоты
Вдруг появились залы для игры,
Кафе, площадки, корты,
Зимний сад в оранжерее
И длинная зигзагом галерея.
А для любящей экзотику элиты -
Построили каток закрытый.
И главное - доступный всем
И лучший в городе бассейн
С огромным в полстены окном
И зажигаемым по праздникам таблом.
Неумолимо время. Мчатся годы.
Обычный день и непогода.
Нью-йоркская зима
На смену осени пришла.
И в парке тихо, пусто
И почему-то очень грустно.
По-прежнему, недалеко от океана,
Покрытый пятнами тумана
Закованный Манхеттеном в бетон
Широкий, грязно-серый,
Какой-то опустелый,
Неспешно катится Гудзон.
На сонном зимнем берегу,
Как обессиленное горе,
Молчит и мерзнет на ветру
Давно нехоженое поле.
Внутри дорожки беговой,
Лежит безмолвной красотой
Ненужная еще полгода
Белесая поляна для футбола.
В углах едва заметными огнями
Застыли мачты с фонарями,
А на краях открытой клеткой
Стоят ворота с редкой сеткой.
Весь день шел снег.
Все изменило цвет.
И поле сильно замело.
Покрылось инеем стекло.
Совсем не видно неба.
И хоть вдали блестит луна
Кругом почти глухая тьма
И шепот падающего снега.
И тут же рядом – седой совсем,
Уставший за день спрятался бассейн.
А справа – переход.
Под ним хайвэй -
Шуршанье шин и бег огней.
За ним – дома и город,
В который на закате дня
Спустился вечер января.
Там жизнь бурлит,
Кричит, к себе манит.
А здесь глухая тишина.
Ни одного горящего окна.
И ничего, и никого.
Как будто все уже мертво.
И лишь под темным небом
Укутанная чистым белым снегом,
Лежит замерзшая земля,
Ждет наступленья завтрашнего дня.
2. HARLEM
А там за мостом, на пригорке -
Негритянское гетто в Нью-Йорке,
Столица желтых и цветных -
Гарлем в районе сто сороковых.
За тихо падающим снегом
Погасло сумрачное небо.
И пропустивши пустыри,
Зажглись ночные фонари.
Здесь все давно без перемен.
Гудки, надрывный плач сирен.
И как белесые пушинки
В свете фар плывут снежинки.
Но жизнь кипит,
Не спит, шумит.
На всех переходах
Огни светофоров
Зеленые, желтые, красные
Мигают опасно уставшие.
А тут же рядом – магазины,
Цветенье неона в витринах,
И люди спешат, пешком и в машинах.
Мерцает где-то свет в квартирах –
Там, может, празднуют удачу,
А может быть, кричат или плачут.
А может, ожидая встречи,
О чем-то молятся и шепчут.
Никто не слышит этих слов,
Пришедших из мечты иль снов.
Там торжествует сила, радость.
Там боль и горе и усталость.
Забот привычных маета
И мелочная суета.
Там день прошедший вспоминают,
Иль, может, просто отдыхают
От трудно прожитого дня.
Там кто-то ждет: придут друзья,
Которым дом всегда открыт
И для которых стол накрыт
С бутылкой красного вина.
И в этом доме жизнь полна.
В Гарлеме сердятся, прощают.
Рождаются, живут и доживают.
Встречаются и расстаются,
Надеясь снова в этот мир вернуться.
И там, ни с кем не споря,
В подушку плачут с горя.
Но при любом ненастье
Живут и радуются счастью,
И верят в Бога, и несут невзгоды
И ходят в церковь или в синагогу.
Невесты там и женихи,
Там дети, вдовы, старики,
Бездомные, бродяги и калеки,
Макдональдсы, пиццерии, аптеки,
Кафе, и бары, рестораны,
Большое полутемное окно.
И в нем - хрустальные бокалы,
И красное, и белое вино.
---
Мерцанье гаснущих свечей,
Дрожанье сумрачных теней.