Оригинал:
Люблю Чайковского Петра!
Он был заядлый композитор,
Великий звуков инквизитор,
Певец народного добра.
Он пол-России прошагал,
Был бурлаком и окулистом,
Дружил с Плехановым и Листом,
Ему позировал Шагал.
Он всей душой любил народ,
Презрев чины, ранжиры, ранги,
Он в сакли, чумы и яранги
Входил — простой, как кислород.
Входил, садился за рояль
И, нажимая на педали,
В такие уносился дали,
Какие нам постичь едва ль.
Но, точно зная, что почем,
Он не считал себя поэтом
И потому писал дуплетом
С Модестом, также Ильичом.
Когда ж пришла его пора,
Что в жизни происходит часто,
Осенним вечером ненастным
Недосчитались мы Петра.
Похоронили над Днепром
Его под звуки канонады,
И пионерские отряды
Давали клятву над Петром.
Прощай, Чайковский, наш отец!
Тебя вовек мы не забудем.
Спокойно спи
На радость людям,
Нелегкой музыки творец.
Игорь Иртеньев, 1986
***
Стоял Иртеньев у окна
Осенним вечером ненастным.
Себя он чувствовал несчастным:
Достали дети и жена,
Не задался, короче, день.
Редактор был кретин последний...
И даже в магазин соседний
Идти за водкой было лень.
К окну прилип осенний лист,
Не затыкался телевизор,
И потолок был слишком низок,
И в кухне пол не слишком чист.
И вдруг оркестр заиграл,
Потом раздался звук рояля.
Поэт - вот не было печали -
В момент Чайковского узнал.
Чайковский! Кто он был такой?
Сумел же, гад, стать знаменитым!
"Великий русский композитор."
Да раскрутили, боже мой!
И вечно бездарям везет!
Вот я велик! Поэт и гений!
Так рассуждал наш друг Иртеньев
В футболке задом наперед.
И тут порыв он ощутил,
И так душа его запела!
Чайковский, значит? Что ж, за дело!
И он, пока хватило сил,
Так его сделал, подлеца!!
Так по Чайковскому проехал!
Вот будет завтра всем потеха!
Смахнул устало пот с лица.
Подумалось в который раз:
Пусть скажет кто, что я не гений!
А за окном шел дождь осенний.
И ныл за стенкой унитаз.