Облик современного литератора

Серёжкин
   Каким же он может быть - сие никто и не знает, потому как, никто (вроде бы?) и не занимался подобными научными исследованиями на широкой выборочной совокупности, исходя из качественности подборки всего доступного к исследованию объёма сонма современных литераторов. Но мы просто нарисуем ту картину, что нам приходит на ум, ничуть и не задаваясь тем вопросом, чтобы этот облик был на сто процентов правдоподобно-узнаваемым, пусть даже это сходство и будет весьма существенно-отдалённым. Итак...
   Вот он - тот современный литератор, что только что с утра проснувшись и отхлебнув для поднятия тонуса 0,25 литра ароматного и горячего кофе, заботливо-заблаговременно приготовленного его женой, и едва прожевавший, в условиях невероятной спешки на работу, на скорую руку два бутерброда, а после, съехавший с двадцать девятого этажа тридцатиэтажного дома по перилам чёрной лестницы... вот он, запыхавшись бежит за отходящим от остановки автобусом, судорожно размахивая руками с пакетом с домашней едой, что приготовила ему на работу его дражайшая и прекрасная половина, которой он посвящает буквально все свои проникновенно-одухотворённые произведения словесной литературы... вот он - тот, кто в весьма тщетных усилиях пытается впихнутся в следом подошедший автобус, в котором уже в той куче мале его носит из одного угла салона в совсем уже другой, как утлое судёнышко, угодившее в тропический тайфун, и, наконец, плотно зажимает в угол, где его лицо плющится об стекло автотранспорта, и в один его бок колет зонтик какой-то старообразной тётки, а с другого орёт сидящий на коленях мамаши ребёнок, которого вскоре, как всегда, сбудут с рук, спихнув на попечение работников детского сада, которые только этого и ждут, в нетерпении избавится от того пищащего ребёнка, как только его родители опять вернутся за ним поздним вечером.
   И хоть лицо того литератора и плющится об стекло автотранспорта, но зато он и увидит окружающий его мир, откуда почерпнёт свежие идеи для своих литературных трудов, тогда как на своей работе он если чем и будет занят, то вовсе далеко не литературными проблемами, когда его основная профессия столь далека от той самой литературы, и это всего лишь его хобби, призвание, развлечение, трата лишнего времени суток, иль что-то совсем уже иное и запредельное, что и не подпадает ни под какую из выше названных категорий.
   Итак, пред нами так и остаётся крупный план с уходящим за горизонт автобусом, и тоскливо глядящим из него литератором, который с этого момента будет целый рабочий день пребывать вдали от своих (по)читателей по месту своей основной работы, с нетерпением ожидая того момента, когда он сможет вновь усесться пред экраном домашнего компьютера, и прикоснутся к таинству, которое некоторые, интеллектуально-развитые люди, называют таким емким словом, как - творчество.
   А вот уже и вечер, и мы вновь видим того самого литератора в том же самом автобусе, опять прижатым лицом к стеклу и обдумывающим план своего нового литературного труда. Автобус, кряхтя своими металлическими внутренностями, подъезжает к остановке, и того самого литератора выдавливают из салона, как из тюбика зубной пасты. Он встряхивается, разминается, и вот уже вполне весёлым вприпрыжку шустро бежит домой, воодушевлённый невесть чем таким на свои новые свершения на поприще современной литературы.
   Вбегая домой в прихожую, он делает ритуальный чмок своей семейной половине, и вот мы уже видим, как весь мир замер вокруг него, и даже кот, весь день лениво пролежавший на диване, внимательно наблюдает за литературными потугами того самого литератора, что что-то там всё строчит на клавиатуре ноутбука, иной раз закатывая глаза к потолку, и всё так строчит и строчит, почти не переставая.
   Его дражайшая половина ходит вокруг него на цыпочках, боясь хоть малейшим шумом отпугнуть от него его своенравную Музу, что где-то здесь витает в воздухе, впорхнув в комнату через неплотно закрытую форточку, подавая ему на подносе всё тот же кофе, и всё те же бутерброды, а он весь погружён в искусство составления из вполне обычных слов вполне связанного некой, весьма нехитрой мыслью, обдуманного текста. Текст всё так и возрастает в объёме, как тесто на пищевых дрожжах, а на лице литератора блуждает задумчивая улыбка.
   Уже чуть попозже, когда его семейная половина, приняв душ и питаемая страстью к любовным наслаждениям, впорхнёт к нему под одеяло, доверчиво прижавшись к его тщедушному телу, он всё так же и будет глупо улыбаться, глядя в потолок, всё про себя чего-то обдумывая, и если и занимаясь с ней любовью, то словно бы это было заданием от его непосредственного начальника. Потом наступит полный покой, и он будет во сне громко храпеть, а она будет его обнимать, всё также к нему прижимаясь, полностью испытав всё то любовное наслаждение, что он хоть как-то, но сумел ей предоставить. И ранним утром она вновь проснётся раньше его, и нажарит ему с утра котлет, и будет смотреть на него спящим таким вселюбящим взглядом, и гордиться тем, что её муж - современный литератор...