В ночное время ослабеет шум и гомон,
Покорно ждёт меня холодная кровать.
Усталости и мыслей суетливых полон —
Укладываюсь спать...
Обычно снится пустая ерунда,
Которую под утро, как обычно, забываю.
Мы не получим власть над снами никогда —
Во сне самозабвенном это понимаем.
Святой-Благословенный вразумляет человека
Через болезни, призрачные сны —
Так происходит век от века...
В бедах и лишениях мы с собой честны.
Во время суеты почти не думаем о том:
Зачем родили нас, зачем мы здесь живём?
Что значит слово «жизнь»?
Что значит слово «дом»?
Ответьте мне, пророки, вразумляемые сном!
Полная луна глядит через окно:
Как размеренно дышу я, как я засыпаю...
Сознание накрыло яркой пеленой —
Как будто не живу уже, но и не умираю.
Движения сковал потусторонний мир:
Властная стихия — ужасней чёрных дыр.
Частями тела как бы я не шевелил,
Лежу парализованный: без воли да без сил.
Зверем страх напал, разум в ожидании —
Что покроет в этот раз моё сознание?
Вместе с полнолунием явился яркий пир:
Изобильный стол, прислуги, царь,
Факир играл огнём бесстрашно
С оттенком на лице мраморно-бумажным…
Клоуна с царицей увидел вдалеке —
Беседа их велась непринужденно, налегке.
Мысленно приблизился к чете жеманной ближе,
Беседу их тайком хоть чуточку услышать,
Но стоило мне «незаметно» приближаться,
Царица, клоун перестали забавляться.
Исчезли прислуги, царицыны пенаты,
Огонь факира истребил гостей-богатых…
Остался невредимым только яркий клоун —
Взор его печалью вековою был наполнен.
«Давай присядем, клоун, мы не на допросе!
Не буду я пытать тебя вопросами…
Взглядным пусть остаётся разговор,
Слова — пустая ложь, мишура да сор!»
Еле губы клоуна зашевелились,
Глаза загорелись искрами двумя,
Слои яркого грима испарились —
Я перед собой увидел самого себя…
От клоуна-себя отпрянул быстро-быстро,
Стало очень жутко и не по себе,
Кинулся бежать от самого себя на выстрел —
Но мне не удалось, даже во сне!