Зовём, зовём, но он, похоже, глух
иль сон сморил, поэтому не слышит.
Заблудшим бяшам счет ведёт пастух,
но этот - спит в медовой дымке вишен.
А ночь уже готовится осесть
на сивую главу отароведа.
И жмёмся мы друг к другу – все, как есть,
и тёпл и мягок белый бок соседа.
Нас кроет валом первобытный страх,
он - серый волк, крадущийся в кустах,
и мы молчим, стараясь не нарушить
шерстистый круг забытых бедных бяш,
пока смотрящий сны считает наш,
и в каждом сне находит нас подушно.